Неточные совпадения
Но он
чувствовал всю тяжесть своего положения и жалел жену,
детей и себя.
Кроме того, она
чувствовала, что если здесь, в своем доме, она едва успевала ухаживать за своими пятью
детьми, то им будет еще хуже там, куда она поедет со всеми ими.
Оттого ли, что
дети видели, что мама любила эту тетю, или оттого, что они сами
чувствовали в ней особенную прелесть; но старшие два, а за ними и меньшие, как это часто бывает с
детьми, еще до обеда прилипли к новой тете и не отходили от нее.
Потому ли, что
дети непостоянны или очень чутки и
почувствовали, что Анна в этот день совсем не такая, как в тот, когда они так полюбили ее, что она уже не занята ими, — но только они вдруг прекратили свою игру с тетей и любовь к ней, и их совершенно не занимало то, что она уезжает.
Действительно, мальчик
чувствовал, что он не может понять этого отношения, и силился и не мог уяснить себе то чувство, которое он должен иметь к этому человеку. С чуткостью
ребенка к проявлению чувства он ясно видел, что отец, гувернантка, няня — все не только не любили, но с отвращением и страхом смотрели на Вронского, хотя и ничего не говорили про него, а что мать смотрела на него как на лучшего друга.
Она как будто очнулась;
почувствовала всю трудность без притворства и хвастовства удержаться на той высоте, на которую она хотела подняться; кроме того, она
почувствовала всю тяжесть этого мира горя, болезней, умирающих, в котором она жила; ей мучительны показались те усилия, которые она употребляла над собой, чтобы любить это, и поскорее захотелось на свежий воздух, в Россию, в Ергушово, куда, как она узнала из письма, переехала уже ее сестра Долли с
детьми.
Бетси говорила про нее Анне, что она взяла на себя тон неведающего
ребенка, но когда Анна увидала ее, она
почувствовала, что это была неправда.
— Нет, постойте! Вы не должны погубить ее. Постойте, я вам скажу про себя. Я вышла замуж, и муж обманывал меня; в злобе, ревности я хотела всё бросить, я хотела сама… Но я опомнилась, и кто же? Анна спасла меня. И вот я живу.
Дети растут, муж возвращается в семью и
чувствует свою неправоту, делается чище, лучше, и я живу… Я простила, и вы должны простить!
Она теперь с радостью мечтала о приезде Долли с
детьми, в особенности потому, что она для
детей будет заказывать любимое каждым пирожное, а Долли оценит всё ее новое устройство. Она сама не знала, зачем и для чего, но домашнее хозяйство неудержимо влекло ее к себе. Она, инстинктивно
чувствуя приближение весны и зная, что будут и ненастные дни, вила, как умела, свое гнездо и торопилась в одно время и вить его и учиться, как это делать.
И всё это сделала Анна, и взяла ее на руки, и заставила ее попрыгать, и поцеловала ее свежую щечку и оголенные локотки; но при виде этого
ребенка ей еще яснее было, что то чувство, которое она испытывала к нему, было даже не любовь в сравнении с тем, что она
чувствовала к Сереже.
— Это было, когда я был
ребенком; я знаю это по преданиям. Я помню его тогда. Он был удивительно мил. Но с тех пор я наблюдаю его с женщинами: он любезен, некоторые ему нравятся, но
чувствуешь, что они для него просто люди, а не женщины.
Прошло еще несколько минут, они отошли еще дальше от
детей и были совершенно одни. Сердце Вареньки билось так, что она слышала удары его и
чувствовала, что краснеет, бледнеет и опять краснеет.
— Я так обещала, и
дети… — сказала Долли,
чувствуя себя смущенною и оттого, что ей надо было взять мешочек из коляски, и оттого, что она знала, что лицо ее должно быть очень запылено.
Самые разнообразные предположения того, о чем он сбирается говорить с нею, промелькнули у нее в голове: «он станет просить меня переехать к ним гостить с
детьми, и я должна буду отказать ему; или о том, чтобы я в Москве составила круг для Анны… Или не о Васеньке ли Весловском и его отношениях к Анне? А может быть, о Кити, о том, что он
чувствует себя виноватым?» Она предвидела всё только неприятное, но не угадала того, о чем он хотел говорить с ней.
Открытие это, вдруг объяснившее для нее все те непонятные для нее прежде семьи, в которых было только по одному и по два
ребенка, вызвало в ней столько мыслей, соображений и противоречивых чувств, что она ничего не умела сказать и только широко раскрытыми глазами удивленно смотрела на Анну. Это было то самое, о чем она мечтала еще нынче дорогой, но теперь, узнав, что это возможно, она ужаснулась. Она
чувствовала, что это было слишком простое решение слишком сложного вопроса.
— Я бы всегда
чувствовала себя виноватою пред этими несчастными
детьми, — сказала она. — Если их нет, то они не несчастны, по крайней мере, а если они несчастны, то я одна в этом виновата.
― Ах, как же! Я теперь
чувствую, как я мало образован. Мне для воспитания
детей даже нужно много освежить в памяти и просто выучиться. Потому что мало того, чтобы были учителя, нужно, чтобы был наблюдатель, как в вашем хозяйстве нужны работники и надсмотрщик. Вот я читаю ― он показал грамматику Буслаева, лежавшую на пюпитре ― требуют от Миши, и это так трудно… Ну вот объясните мне. Здесь он говорит…
Жена?.. Нынче только он говорил с князем Чеченским. У князя Чеченского была жена и семья — взрослые пажи
дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были
дети. Хотя первая семья тоже была хороша, князь Чеченский
чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?
Было что-то оскорбительное в том, что он сказал: «вот это хорошо», как говорят
ребенку, когда он перестал капризничать, и еще более была оскорбительна та противоположность между ее виноватым и его самоуверенным тоном; и она на мгновенье
почувствовала в себе поднимающееся желание борьбы; но, сделав усилие над собой, она подавила его и встретила Вронского так же весело.
Наконец, после отчаянного задыхающегося вскрика, пустого захлебывания, дело уладилось, и мать и
ребенок одновременно
почувствовали себя успокоенными, и оба затихли.
«Я, воспитанный в понятии Бога, христианином, наполнив всю свою жизнь теми духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как
дети, не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает важная минута жизни, как
дети, когда им холодно и голодно, я иду к Нему, и еще менее, чем
дети, которых мать бранит за их детские шалости, я
чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне».
— Ну, я рада, что ты начинаешь любить его, — сказала Кити мужу, после того как она с
ребенком у груди спокойно уселась на привычном месте. — Я очень рада. А то это меня уже начинало огорчать. Ты говорил, что ничего к нему не
чувствуешь.