Неточные совпадения
Левин вдруг покраснел, но не так, как краснеют взрослые люди, — слегка, сами того не замечая, но так, как краснеют мальчики, — чувствуя, что они смешны своей застенчивостью и вследствие того стыдясь и краснея еще больше, почти до слез. И так странно было видеть это умное, мужественное
лицо в таком детском состоянии, что Облонский перестал
смотреть на него.
— Не изменить ли план, Левин? — сказал он, остановив палец
на карте. И
лицо его выражало серьезное недоумение. — Хороши ли устрицы? Ты
смотри.
— Ну что же ты скажешь мне? — сказал Левин дрожащим голосом и чувствуя, что
на лице его дрожат все мускулы. — Как ты
смотришь на это?
Кити
посмотрела на его
лицо, которое было
на таком близком от нее расстоянии, и долго потом, чрез несколько лет, этот взгляд, полный любви, которым она тогда взглянула
на него и
на который он не ответил ей, мучительным стыдом резал ее сердце.
В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским, Анна вышла
на середину круга, взяла двух кавалеров и подозвала к себе одну даму и Кити. Кити испуганно
смотрела на нее, подходя. Анна прищурившись
смотрела на нее и улыбнулась, пожав ей руку. Но заметив, что
лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило
на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с другою дамой.
Она подняла
лицо и, насильно улыбаясь,
смотрела на него.
Он знал очень хорошо, что в глазах этих
лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего свою жизнь
на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и
посмотрел на кузину.
Он
смотрел на дверь, и
лицо его имело странное новое выражение.
Он
смотрел на нее и был поражен новою духовною красотой ее
лица.
«Знает он или не знает, что я делал предложение? — подумал Левин, глядя
на него. — Да, что-то есть хитрое, дипломатическое в его
лице», и, чувствуя, что краснеет, он молча
смотрел прямо в глаза Степана Аркадьича.
Она не отвечала и, склонив немного голову,
смотрела на него из-подлобья вопросительно своими блестящими из-за длинных ресниц глазами. Рука ее, игравшая сорванным листом, дрожала. Он видел это, и
лицо его выразило ту покорность, рабскую преданность, которая так подкупала ее.
Она услыхала голос возвращавшегося сына и, окинув быстрым взглядом террасу, порывисто встала. Взгляд ее зажегся знакомым ему огнем, она быстрым движением подняла свои красивые, покрытые кольцами руки, взяла его за голову,
посмотрела на него долгим взглядом и, приблизив свое
лицо с открытыми, улыбающимися губами, быстро поцеловала его рот и оба глаза и оттолкнула. Она хотела итти, но он удержал ее.
Лицо ее было бледно и строго. Она, очевидно, ничего и никого не видела, кроме одного. Рука ее судорожно сжимала веер, и она не дышала. Он
посмотрел на нее и поспешно отвернулся, оглядывая другие
лица.
«Да вот и эта дама и другие тоже очень взволнованы; это очень натурально», сказал себе Алексей Александрович. Он хотел не
смотреть на нее, но взгляд его невольно притягивался к ней. Он опять вглядывался в это
лицо, стараясь не читать того, что так ясно было
на нем написано, и против воли своей с ужасом читал
на нем то, чего он не хотел знать.
Первое падение Кузовлева
на реке взволновало всех, но Алексей Александрович видел ясно
на бледном, торжествующем
лице Анны, что тот,
на кого она
смотрела, не упал.
Кити с гордостью
смотрела на своего друга. Она восхищалась и ее искусством, и ее голосом, и ее
лицом, но более всего восхищалась ее манерой, тем, что Варенька, очевидно, ничего не думала о своем пении и была совершенно равнодушна к похвалам; она как будто спрашивала только: нужно ли еще петь или довольно?
— Ах, я очень рад! — сказал Левин, и что-то трогательное, беспомощное показалось Долли в его
лице в то время, как он сказал это и молча
смотрел на нее.
Она положила обе руки
на его плечи и долго
смотрела на него глубоким, восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его
лицо за то время, которое она не видала его. Она, как и при всяком свидании, сводила в одно свое воображаемое мое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное в действительности) с ним, каким он был.
Сморщенное
лицо Алексея Александровича приняло страдальческое выражение; он взял ее за руку и хотел что-то сказать, но никак не мог выговорить; нижняя губа его дрожала, но он всё еще боролся с своим волнением и только изредка взглядывал
на нее. И каждый раз, как он взглядывал, он видел глаза ее, которые
смотрели на него с такою умиленною и восторженною нежностью, какой он никогда не видал в них.
— Открой
лицо,
смотри на него. Он святой, — сказала она. — Да открой, открой
лицо! — сердито заговорила она. — Алексей Александрович, открой ему
лицо! Я хочу его видеть.
Алексей Александрович сел
на стул и с страдающим унылым
лицом смотрел на ходившую взад и вперед няню.
Когда затихшего наконец ребенка опустили в глубокую кроватку и няня, поправив подушку, отошла от него, Алексей Александрович встал и, с трудом ступая
на цыпочки, подошел к ребенку. С минуту он молчал и с тем же унылым
лицом смотрел на ребенка; но вдруг улыбка, двинув его волоса и кожу
на лбу, выступила ему
на лицо, и он так же тихо вышел из комнаты.
Степан Аркадьич передал назад письмо и с тем же недоумением продолжал
смотреть на зятя, не зная, что сказать. Молчание это было им обоим так неловко, что в губах Степана Аркадьича произошло болезненное содрогание в то время, как он молчал, не спуская глаз с
лица Каренина.
Не отвечая
на его слова, Варя нагнулась над ним нерадостной улыбкой
посмотрела ему в
лицо. Глаза были светлые, не лихорадочные, но выражение их было строгое.
Он
смотрел на ее высокую прическу с длинным белым вуалем и белыми цветами,
на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывавший с боков и открывавший спереди ее длинную шею и поразительно тонкую талию, и ему казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, — не потому, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа платье прибавляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря
на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого
лица, ее взгляда, ее губ были всё тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
Священник зажег две украшенные цветами свечи, держа их боком в левой руке, так что воск капал с них медленно, и пoвернулся
лицом к новоневестным. Священник был тот же самый, который исповедывал Левина. Он
посмотрел усталым и грустным взглядом
на жениха и невесту, вздохнул и, выпростав из-под ризы правую руку, благословил ею жениха и так же, но с оттенком осторожной нежности, наложил сложенные персты
на склоненную голову Кити. Потом он подал им свечи и, взяв кадило, медленно отошел от них.
Долли, Чириков и Степан Аркадьич выступили вперед поправить их. Произошло замешательство, шопот и улыбки, но торжественно-умиленное выражение
на лицах обручаемых не изменилось; напротив, путаясь руками, они
смотрели серьезнее и торжественнее, чем прежде, и улыбка, с которою Степан Аркадьич шепнул, чтобы теперь каждый надел свое кольцо, невольно замерла у него
на губах. Ему чувствовалось, что всякая улыбка оскорбит их.
«Да, он порядочный человек и
смотрит на дело как должно, — сказал себе Вронский, поняв значение выражения
лица Голенищева и перемены разговора. — Можно познакомить его с Анной, он
смотрит как должно».
Вронский в эти три месяца, которые он провел с Анной за границей, сходясь с новыми людьми, всегда задавал себе вопрос о том, как это новое
лицо посмотрит на его отношения к Анне, и большею частью встречал в мужчинах какое должно понимание. Но если б его спросили и спросили тех, которые понимали «как должно», в чем состояло это понимание, и он и они были бы в большом затруднении.
Он всего этого ждал, всё это видел в их
лицах, видел в той равнодушной небрежности, с которою они говорили между собой,
смотрели на манекены и бюсты и свободно прохаживались, ожидая того, чтоб он открыл картину.
— Хоть и жалко отрывать его от занятий (но он успеет!), надо
посмотреть его
лицо; почувствует ли он, что я
смотрю на него?
Но Сережа, хотя и слышал слабый голос гувернера, не обратил
на него внимания. Он стоял, держась рукой за перевязь швейцара, и
смотрел ему в
лицо.
Он
посмотрел на нее. Он видел всю красоту ее
лица и наряда, всегда так шедшего к ней. Но теперь именно красота и элегантность ее были то самое, что раздражало его.
Агафья Михайловна с разгоряченным и огорченным
лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно
смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что
на нее, как
на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала
на жаровню.
Левин остался
на другом конце стола и, не переставая разговаривать с княгиней и Варенькой, видел, что между Степаном Аркадьичем, Долли, Кити и Весловским шел оживленный и таинственный разговор. Мало того, что шел таинственный разговор, он видел в
лице своей жены выражение серьезного чувства, когда она, не спуская глаз,
смотрела в красивое
лицо Васеньки, что-то оживленно рассказывавшего.
Он не
смотрел на ее
лицо и не хотел видеть, что она, в ее положении, дрожала всем
лицом и имела жалкий, уничтоженный вид.
Анна
смотрела на худое, измученное, с засыпавшеюся в морщинки пылью,
лицо Долли и хотела сказать то, что она думала, именно, что Долли похудела; но, вспомнив, что она сама похорошела и что взгляд Долли сказал ей это, она вздохнула и заговорила о себе.
Чернобровая, черноволосая, румяная девочка, с крепеньким, обтянутым куриною кожей, красным тельцем, несмотря
на суровое выражение, с которым она
посмотрела на новое
лицо, очень понравилась Дарье Александровне; она даже позавидовала ее здоровому виду.
Дарья Александровна вопросительно-робко
смотрела на его энергическое
лицо, которое то всё, то местами выходило
на просвет солнца в тени лип, то опять омрачалась тенью, и ожидала того, что он скажет дальше; но он, цепляя тростью за щебень, молча шел подле нее.
— Ну, не будем, — поспешила сказать Дарья Александровна, заметив выражение страдания
на лице Анны. — Я только вижу, что ты слишком мрачно
смотришь.
Наступило молчание, во время которого Вронский, — так как надо же
смотреть на что-нибудь, —
посмотрел на Левина,
на его ноги,
на его мундир, потом
на его
лицо и, заметив мрачные, направленные
на себя глаза, чтобы сказать что-нибудь, сказал...
Для других, она знала, он не представлялся жалким; напротив, когда Кити в обществе
смотрела на него, как иногда
смотрят на любимого человека, стараясь видеть его как будто чужого, чтоб определить себе то впечатление, которое он производит
на других, она видела, со страхом даже для своей ревности, что он не только не жалок, но очень привлекателен своею порядочностью, несколько старомодною, застенчивою вежливостью с женщинами, своею сильною фигурой и особенным, как ей казалось, выразительным
лицом.
Никогда еще не проходило дня в ссоре. Нынче это было в первый раз. И это была не ссора. Это было очевидное признание в совершенном охлаждении. Разве можно было взглянуть
на нее так, как он взглянул, когда входил в комнату за аттестатом?
Посмотреть на нее, видеть, что сердце ее разрывается от отчаяния, и пройти молча с этим равнодушно-спокойным
лицом? Он не то что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому что любил другую женщину, — это было ясно.
Она подошла к нему и, сверху освещая его
лицо, долго
смотрела на него.