Неточные совпадения
Дарья Александровна, в кофточке и
с пришпиленными на затылке косами уже редких, когда-то густых и прекрасных волос,
с осунувшимся, худым лицом и
большими, выдававшимися от худобы лица, испуганными глазами, стояла среди разбросанных по комнате вещей пред открытою шифоньеркой, из которой она выбирала что-то.
Левин приезжал в Москву всегда взволнованный, торопливый, немножко стесненный и раздраженный этою стесненностью и
большею частью
с совершенно-новым, неожиданным взглядом на вещи.
Профессор вел жаркую полемику против материалистов, а Сергей Кознышев
с интересом следил за этою полемикой и, прочтя последнюю статью профессора, написал ему в письме свои возражения; он упрекал профессора за слишком
большие уступки материалистам.
Брат Николай был родной и старший брат Константина Левина и одноутробный брат Сергея Ивановича, погибший человек, промотавший бо̀льшую долю своего состояния, вращавшийся в самом странном и дурном обществе и поссорившийся
с братьями.
— Я тебе говорю, чтò я думаю, — сказал Степан Аркадьич улыбаясь. — Но я тебе
больше скажу: моя жена — удивительнейшая женщина…. — Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих отношениях
с женою, и, помолчав
с минуту, продолжал: — У нее есть дар предвидения. Она насквозь видит людей; но этого мало, — она знает, чтò будет, особенно по части браков. Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна. Никто этому верить не хотел, а так вышло. И она — на твоей стороне.
— Вронский — это один из сыновей графа Кирилла Ивановича Вронского и один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской. Я его узнал в Твери, когда я там служил, а он приезжал на рекрутский набор. Страшно богат, красив,
большие связи, флигель-адъютант и вместе
с тем — очень милый, добрый малый. Но более, чем просто добрый малый. Как я его узнал здесь, он и образован и очень умен; это человек, который далеко пойдет.
— Счет! — крикнул он и вышел в соседнюю залу, где тотчас же встретил знакомого адъютанта и вступил
с ним в разговор об актрисе и ее содержателе. И тотчас же в разговоре
с адъютантом Облонский почувствовал облегчение и отдохновение от разговора
с Левиным, который вызывал его всегда на слишком
большое умственное и душевное напряжение.
Теперь, при вывозе меньшой, переживались те же страхи, те же сомнения и еще
большие, чем из-за старших, ссоры
с мужем.
Княгиня привыкла к этому еще
с первыми дочерьми, но теперь она чувствовала, что щепетильность князя имеет
больше оснований.
И потому княгиня беспокоилась
с Кити
больше, чем со старшими дочерьми.
Вронский посмотрел
с удивлением на князя своими твердыми глазами и, чуть-улыбнувшись, тотчас же заговорил
с графиней Нордстон о предстоящем на будущей неделе
большом бале.
На другой день, в 11 часов утра, Вронский выехал на станцию Петербургской железной дороги встречать мать, и первое лицо, попавшееся ему на ступеньках
большой лестницы, был Облонский, ожидавший
с этим же поездом сестру.
— Всё кончено, и
больше ничего, — сказала Долли. — И хуже всего то, ты пойми, что я не могу его бросить; дети, я связана. А
с ним жить я не могу, мне мука видеть его.
— Я
больше тебя знаю свет, — сказала она. — Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он
с ней говорил об тебе. Этого не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти женщины остаются в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
— Долли, постой, душенька. Я видела Стиву, когда он был влюблен в тебя. Я помню это время, когда он приезжал ко мне и плакал, говоря о тебе, и какая поэзия и высота была ты для него, и я знаю, что чем
больше он
с тобой жил, тем выше ты для него становилась. Ведь мы смеялись бывало над ним, что он к каждому слову прибавлял: «Долли удивительная женщина». Ты для него божество всегда была и осталась, а это увлечение не души его…
К десяти часам, когда она обыкновенно прощалась
с сыном и часто сама, пред тем как ехать на бал, укладывала его, ей стало грустно, что она так далеко от него; и о чем бы ни говорили, она нет-нет и возвращалась мыслью к своему кудрявому Сереже. Ей захотелось посмотреть на его карточку и поговорить о нем. Воспользовавшись первым предлогом, она встала и своею легкою, решительною походкой пошла за альбомом. Лестница наверх в ее комнату выходила на площадку
большой входной теплой лестницы.
Бал только что начался, когда Кити
с матерью входила на
большую, уставленную цветами и лакеями в пудре и красных кафтанах, залитую светом лестницу.
Несмотря на то, что туалет, прическа и все приготовления к балу стоили Кити
больших трудов и соображений, она теперь, в своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах,
с этою высокою прической,
с розой и двумя листками наверху ее.
— Все или один?» И, не помогая мучившемуся юноше,
с которым она танцовала, в разговоре, нить которого он упустил и не мог поднять, и наружно подчиняясь весело-громким повелительным крикам Корсунского, то бросающего всех в grand rond, [
большой круг,] то в chaîne, [цепь,] она наблюдала, и сердце ее сжималось
больше и
больше.
Кити любовалась ею еще более, чем прежде, и всё
больше и
больше страдала. Кити чувствовала себя раздавленною, и лицо ее выражало это. Когда Вронский увидал ее, столкнувшись
с ней в мазурке, он не вдруг узнал ее — так она изменилась.
— Кто я? — еще сердитее повторил голос Николая. Слышно было, как он быстро встал, зацепив за что-то, и Левин увидал перед собой в дверях столь знакомую и всё-таки поражающую своею дикостью и болезненностью огромную, худую, сутоловатую фигуру брата,
с его
большими испуганными глазами.
— Но я, лично, если ты хочешь знать,
больше дорожу дружбой
с тобой, потому что…
Во-первых,
с этого дня он решил, что не будет
больше надеяться на необыкновенное счастье, какое ему должна была дать женитьба, и вследствие этого не будет так пренебрегать настоящим.
Он считал переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении
с бедностью народа и теперь решил про себя, что, для того чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотя прежде много работал и нероскошно жил, теперь будет еще
больше работать и еще меньше будет позволять себе роскоши.
Выступили знакомые подробности: оленьи рога, полки
с книгами, зеркало печи
с отдушником, который давно надо было починить, отцовский диван,
большой стол, на столе открытая книга, сломанная пепельница, тетрадь
с его почерком.
Один этот вопрос ввел Левина во все подробности хозяйства, которое было
большое и сложное, и он прямо из коровника пошел в контору и, поговорив
с приказчиком и
с Семеном рядчиком, вернулся домой и прямо прошел наверх в гостиную.
Дом был
большой, старинный, и Левин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый мир для Левина. Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить
с своею женой,
с своею семьей.
Но в ту минуту, когда она выговаривала эти слова, она чувствовала, что они несправедливы; она не только сомневалась в себе, она чувствовала волнение при мысли о Вронском и уезжала скорее, чем хотела, только для того, чтобы
больше не встречаться
с ним.
Она чувствовала,что глаза ее раскрываются
больше и
больше, что пальцы на руках и ногах нервно движутся, что внутри что-то давит дыханье и что все образы и звуки в этом колеблющемся полумраке
с необычайною яркостью поражают ее.
Вагоны, столбы, люди, всё, что было видно, — было занесено
с одной стороны снегом и заносилось всё
больше и
больше.
— Ах,
с Бузулуковым была история — прелесть! — закричал Петрицкий. — Ведь его страсть — балы, и он ни одного придворного бала не пропускает. Отправился он на
большой бал в новой каске. Ты видел новые каски? Очень хороши, легче. Только стоит он… Нет, ты слушай.
Молодая жена его, как рассказывал Венден, — он был женат полгода, — была в церкви
с матушкой и, вдруг почувствовав нездоровье, происходящее от известного положения, не могла
больше стоять и поехала домой на первом попавшемся ей лихаче-извозчике.
Почти в одно и то же время вошли: хозяйка
с освеженною прической и освеженным лицом из одной двери и гости из другой в
большую гостиную
с темными стенами, пушистыми коврами и ярко освещенным столом, блестевшим под огнями в свеч белизною скатерти, серебром самовара и прозрачным фарфором чайного прибора.
— Какое счастье! —
с отвращением и ужасом сказала она, и ужас невольно сообщился ему. — Ради Бога, ни слова, ни слова
больше.
— Ни слова
больше, — повторила она, и
с странным для него выражением холодного отчаяния на лице она рассталась
с ним.
Степан Аркадьич, сойдя вниз, сам аккуратно снял парусинный чехол
с лакированного ящика и, отворив его, стал собирать свое дорогое, нового фасона ружье. Кузьма, уже чуявший
большую дачу на водку, не отходил от Степана Аркадьича и надевал ему и чулки и сапоги, что Степан Аркадьич охотно предоставлял ему делать.
— Да, кончил. Цена прекрасная, тридцать восемь тысяч. Восемь вперед, а остальные на шесть лет. Я долго
с этим возился. Никто
больше не давал.
Он был одет в длиннополый синий сюртук
с пуговицами ниже зада и в высоких, сморщенных на щиколках и прямых на икрах сапогах, сверх которых были надеты
большие калоши.
— Здесь лошадь Ma-к… Мак… никогда не могу выговорить это имя, — сказал Англичанин через плечо, указывая
большим,
с грязным ногтем пальцем на денник Гладиатора.
Присутствие этого ребенка вызывало во Вронском и в Анне чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего по компасу, что направление, по которому он быстро движется, далеко расходится
с надлежащим, но что остановить движение не в его силах, что каждая минута удаляет его
больше и
больше от должного направления и что признаться себе в отступлении — всё равно, что признаться в погибели.
«Да, я не прощу ему, если он не поймет всего значения этого. Лучше не говорить, зачем испытывать?» думала она, всё так же глядя на него и чувствуя, что рука ее
с листком всё
больше и
больше трясется.
Сережу дождь застал в
большом саду, и они
с няней просидели в беседке.
Жеребец,
с усилием тыкаясь ногами, укоротил быстрый ход своего
большого тела, и кавалергардский офицер, как человек, проснувшийся от тяжелого сна, оглянулся кругом и
с трудом улыбнулся. Толпа своих и чужих окружила его.
— Заходи завтра в артель, — сказал Вронский и, пожав его, извиняясь, за рукав пальто, отошел в середину гипподрома, куда уже вводили лошадей для
большой скачки
с препятствиями.
На этом кругу были устроены девять препятствий: река,
большой, в два аршина, глухой барьер пред самою беседкой, канава сухая, канава
с водою, косогор, ирландская банкетка, состоящая (одно из самых трудных препятствий), из вала, утыканного хворостом, за которым, невидная для лошади, была еще канава, так что лошадь должна была перепрыгнуть оба препятствия или убиться; потом еще две канавы
с водою и одна сухая, — и конец скачки был против беседки.
И кучки и одинокие пешеходы стали перебегать
с места на место, чтобы лучше видеть. В первую же минуту собранная кучка всадников растянулась, и видно было, как они по два, по три и один за другим близятся к реке. Для зрителей казалось, что они все поскакали вместе; но для ездоков были секунды разницы, имевшие для них
большое значение.
Она видела, как он подходил к беседке, то снисходительно отвечая на заискивающие поклоны, то дружелюбно, рассеянно здороваясь
с равными, то старательно выжидая взгляда сильных мира и снимая свою круглую,
большую шляпу, нажимавшую кончики его ушей.
Когда после того, как Махотин и Вронский перескочили
большой барьер, следующий офицер упал тут же на голову и разбился замертво и шорох ужаса пронесся по всей публике, Алексей Александрович видел, что Анна даже не заметила этого и
с трудом поняла, о чем заговорили вокруг.
Но он всё чаще и чаще, и
с большим упорством вглядывался в нее.
Чем
больше Кити наблюдала своего неизвестного друга, тем более убеждалась, что эта девушка есть то самое совершенное существо, каким она ее себе представляла, и тем более она желала познакомиться
с ней.