Неточные совпадения
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия есть
только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести
без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить было бы очень весело.
— Какой-то, ваше превосходительство,
без спросу влез,
только я отвернулся. Вас спрашивали. Я говорю: когда выйдут члены, тогда…
Любовь к женщине он не
только не мог себе представить
без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
Когда он выехал за лес, пред ним на огромном пространстве раскинулись ровным бархатным ковром зеленя,
без одной плешины и вымочки,
только кое-где в лощинах запятнанные остатками тающего снега.
Старания Агафьи Михайловны и повара, чтоб обед был особенно хорош, имели своим последствием
только то, что оба проголодавшиеся приятеля, подсев к закуске, наелись хлеба с маслом, полотка и соленых грибов, и еще то, что Левин велел подавать суп
без пирожков, которыми повар хотел особенна удивить гостя.
Яшвин, игрок, кутила и не
только человек
без всяких правил, но с безнравственными правилами, — Яшвин был в полку лучший приятель Вронского.
Без малейшей перемены движения лошадь взвилась под ним; доски скрылись, и
только сзади стукнуло что-то.
Всё это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал
только ее слова и придавал им
только тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во всем разговоре этом не было ничего особенного, но никогда после
без мучительной боли стыда Анна не могла вспомнить всей этой короткой сцены.
Но зато Варенька, одинокая,
без родных,
без друзей, с грустным разочарованием, ничего не желавшая, ничего не жалевшая, была тем самым совершенством, о котором
только позволяла себе мечтать Кити.
— Это прекрасно, как физическое упражнение,
только едва ли ты можешь это выдержать, —
без всякой насмешки сказал Сергей Иванович.
Отношения к мужу были яснее всего. С той минуты, как Анна полюбила Вронского, он считал одно свое право на нее неотъемлемым. Муж был
только излишнее и мешающее лицо.
Без сомнения, он был в жалком положении, но что было делать? Одно, на что имел право муж, это было на то, чтобы потребовать удовлетворения с оружием в руках, и на это Вронский был готов с первой минуты.
«Я не в силах буду говорить с нею
без чувства упрека, смотреть на нее
без злобы, и она
только еще больше возненавидит меня, как и должно быть.
«Да, я должен был сказать ему: вы говорите, что хозяйство наше нейдет потому, что мужик ненавидит все усовершенствования и что их надо вводить властью; но если бы хозяйство совсем не шло
без этих усовершенствований, вы бы были правы; но оно идет, и идет
только там, где рабочий действует сообразно с своими привычками, как у старика на половине дороги.
Он не ел целый день, не спал две ночи, провел несколько часов раздетый на морозе и чувствовал себя не
только свежим и здоровым как никогда, но он чувствовал себя совершенно независимым от тела: он двигался
без усилия мышц и чувствовал, что всё может сделать.
— Слава Богу, слава Богу, — заговорила она, — теперь всё. готово.
Только немножко вытянуть ноги. Вот так, вот прекрасно. Как эти цветы сделаны
без вкуса, совсем не похоже на фиалку, — говорила она, указывая на обои. — Боже мой! Боже мой. Когда это кончится? Дайте мне морфину. Доктор! дайте же морфину. О, Боже мой, Боже мой!
Вронский сейчас же догадался, что Голенищев был один из таких, и потому вдвойне был рад ему. Действительно, Голенищев держал себя с Карениной, когда был введен к ней, так, как
только Вронский мог желать этого. Он, очевидно,
без малейшего усилия избегал всех разговоров, которые могли бы повести к неловкости.
В первом письме Марья Николаевна писала, что брат прогнал ее от себя
без вины, и с трогательною наивностью прибавляла, что хотя она опять в нищете, но ничего не просит, не желает, а что
только убивает ее мысль о том, что Николай Дмитриевич пропадет
без нее по слабости своего здоровья, и просила брата следить за ним.
Левин знал брата и ход его мыслей; он знал, что неверие его произошло не потому, что ему легче было жить
без веры, но потому, что шаг за шагом современно-научные объяснения явлений мира вытеснили верования, и потому он знал, что теперешнее возвращение его не было законное, совершившееся путем той же мысли, но было
только временное, корыстное, с безумною надеждой исцеления.
— Мама, душечка, голубушка! — закричал он, бросаясь опять к ней и обнимая ее. Как будто он теперь
только, увидав ее улыбку, ясно понял, что случилось. — Это не надо, — говорил он, снимая с нее шляпу. И, как будто вновь увидав ее
без шляпы, он опять бросился целовать ее.
Другое: она была не
только далека от светскости, но, очевидно, имела отвращение к свету, а вместе с тем знала свет и имела все те приемы женщины хорошего общества,
без которых для Сергея Ивановича была немыслима подруга жизни.
— Приобретение нечестным путем, хитростью, — сказал Левин, чувствуя, что он не умеет ясно определить черту между честным и бесчестным, — так, как приобретение банкирских контор, — продолжал он. — Это зло, приобретение громадных состояний
без труда, как это было при откупах,
только переменило форму. Le roi est mort, vive le roi! [Король умер, да здравствует король!]
Только что успели уничтожить откупа, как явились желевные дороги, банки: тоже нажива
без труда.
Аннушка была, очевидно, очень рада приезду барыни и
без умолку разговаривала. Долли заметила, что ей хотелось высказать свое мнение насчет положения барыни, в особенности насчет любви и преданности графа к Анне Аркадьевне, но Долли старательно останавливала ее, как
только та начинала говорить об этом.
Разумеется, — сказал он мрачно, — это одна из этих фарисейских жестокостей, на которые способны
только эти люди
без сердца.
— Я
только хочу сказать, что могут встретиться дела необходимые. Вот теперь мне надо будет ехать в Москву, по делу дома… Ах, Анна, почему ты так раздражительна? Разве ты не знаешь, что я не могу
без тебя жить?
― Вы говорите ― нравственное воспитание. Нельзя себе представить, как это трудно!
Только что вы побороли одну сторону, другие вырастают, и опять борьба. Если не иметь опоры в религии, ― помните, мы с вами говорили, ― то никакой отец одними своими силами
без этой помощи не мог бы воспитывать.
А Степан Аркадьич был не
только человек честный (
без ударения), но он был че́стный человек (с ударением), с тем особенным значением, которое в Москве имеет это слово, когда говорят: че́стный деятель, че́стный писатель, че́стный журнал, че́стное учреждение, че́стное направление, и которое означает не
только то, что человек или учреждение не бесчестны, но и то, что они способны при случае подпустить шпильку правительству.
Но он не повернул к ней, он
только отдал приказание о том, чтоб отпустили
без него Войтову жеребца.
Другое было то, что, прочтя много книг, он убедился, что люди, разделявшие с ним одинаковые воззрения, ничего другого не подразумевали под ними и что они, ничего не объясняя,
только отрицали те вопросы,
без ответа на которые он чувствовал, что не мог жить, а старались разрешить совершенно другие, не могущие интересовать его вопросы, как, например, о развитии организмов, о механическом объяснении души и т. п.
«И разве не то же делают все теории философские, путем мысли странным, несвойственным человеку, приводя его к знанию того, что он давно знает и так верно знает, что
без того и жить бы не мог? Разве не видно ясно в развитии теории каждого философа, что он вперед знает так же несомненно, как и мужик Федор, и ничуть не яснее его главный смысл жизни и
только сомнительным умственным путем хочет вернуться к тому, что всем известно?»