— Еще бы, — злобно простонал Иван, — все, что ни есть глупого в природе моей, давно
уже пережитого, перемолотого в уме моем, отброшенного, как падаль, — ты мне же подносишь как какую-то новость!
Таких пониманий жизни мы знаем три: два
уже пережитых человечеством, и третье, которое мы теперь переживаем в христианстве. Пониманий таких три, и только три, не потому, что мы произвольно соединили различные жизнепонимания в эти три, а потому, что поступки всех людей имеют всегда в основе одно из этих трех жизнепониманий, потому что иначе, как только этими тремя способами, мы не можем понимать жизнь.
Для каждого человека есть всегда истины, не видимые ему, не открывшиеся еще его умственному взору, есть другие истины,
уже пережитые, забытые и усвоенные им, и есть известные истины, при свете его разума восставшие перед ним и требующие своего признания. И вот в признании или непризнании этих-то истин и проявляется то, что мы сознаем своей свободой.
Неточные совпадения
Минутами Самгину казалось, что его вместилище впечатлений — то, что называют душой, — засорено этими мудрствованиями и всем, что он знал, видел, — засорено на всю жизнь и так, что он
уже не может ничего воспринимать извне, а должен только разматывать тугой клубок
пережитого.
Гостиница была
уже близко, и страх стал значительно легче. Разгоралось чувство возмущения за себя, за все
пережитое в этот день.
Выкуривая папиросу за папиросой, он лежал долго, мысленно плутая в пестроте
пережитого, и
уже вспыхнули вечерние огни, когда пред ним с небывалой остротою встал вопрос: как вырваться из непрерывного потока пошлости, цинизма и из непрерывно кипящей хитрой болтовни, которая не щадит никаких идей и «высоких слов», превращая все их в едкую пыль, отравляющую мозг?
В этих словах намечается
уже религиозная драма,
пережитая Гоголем. Лермонтов не был ренессансным человеком, как был Пушкин и, может быть, один лишь Пушкин, да и то не вполне. Русская литература пережила влияние романтизма, который есть явление западноевропейское. Но по-настоящему у нас не было ни романтизма, ни классицизма. У нас происходил все более и более поворот к религиозному реализму.
Через два часа я написал впечатление
пережитого урагана и позвонил. Вошел В.М. Дорошевич, но я, весь пыльный,
уже лежал на его роскошном турецком диване.