Неточные совпадения
— Что̀ за штиль, как он описывает мило! —
говорила она, читая описательную часть письма. — И что̀ за душа!
О себе ничего… ничего!
О каком-то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет
о своих
страданиях. Что̀ за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда
говорила, еще когда он вот какой был, я всегда
говорила…
По поверью, что чем меньше людей знает
о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не
говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая-то общая забота, смягченность сердца и сознание чего-то великого, непостижимого, совершающегося в ту минуту.
В сущности, только находясь в полном обладании разумного сознания, мы можем и
говорить о страданиях, потому что только с этого состояния и начинается жизнь и те состояния ее, которые мы называем страданиями.
Неточные совпадения
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки, сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного ряда, и все, кроме Ореховой, согласились, что в Москве едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева, начал было
говорить о том, что непрерывный рост разума людей расширяет их вкус к земным благам и тем самым увеличивает количество
страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла бытия.
Суслов подробно, с не крикливой, но упрекающей горячностью рассказывал
о страданиях революционной интеллигенции в тюрьмах, ссылке, на каторге, знал он все это прекрасно;
говорил он
о необходимости борьбы, самопожертвования и всегда
говорил склонив голову к правому плечу, как будто за плечом его стоял кто-то невидимый и не спеша подсказывал ему суровые слова.
Нехлюдов видел, что людоедство начинается не в тайге, а в министерствах, комитетах и департаментах и заключается только в тайге; что его зятю, например, да и всем тем судейским и чиновникам, начиная от пристава до министра, не было никакого дела до справедливости или блага народа,
о которых они
говорили, а что всем нужны были только те рубли, которые им платили за то, чтобы они делали всё то, из чего выходит это развращение и
страдание.
Они
говорили о несправедливости власти,
о страданиях несчастных,
о бедности народа, но, в сущности, глаза их, смотревшие друг на друга под шумок разговора, не переставая спрашивали: «можешь любить меня?», и отвечали: «могу», и половое чувство, принимая самые неожиданные и радужные формы, влекло их друг к другу.
Александр Привалов, потерявший голову в этой бесконечной оргии, совсем изменился и, как
говорили о нем, — задурил. Вконец притупившиеся нервы и расслабленные развратом чувства не могли уже возбуждаться вином и удовольствиями: нужны были человеческие
страдания, стоны, вопли, человеческая кровь.