Неточные совпадения
Кутузов и австрийский генерал о чем-то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2000 людей, которые не дыша
смотрели на него и на полкового
командира.
Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом
смотрел на спину полкового
командира и передразнивал каждое его движение.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой
командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось,
посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
Голубые ясные глаза
смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового
командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз,
смотрел на своего врага, полкового
командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а
смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
Ростов уже не
смотрел на полкового
командира, — ему некогда было.
— Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, — сказал штаб-офицер, указывая на этих людей. — Распускают
командиры. А вот здесь, — он указал на раскинутую палатку маркитанта, — собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал:
посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
Солдат был бледен, голубые глаза его нагло
смотрели в лицо полковому
командиру, а рот улыбался.
Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении,
смотрели на своего
командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него
смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед.
Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что-то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
На другой день, полковой
командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это
смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько-то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
— Переймешь что-нибудь, можешь попросить о чем-нибудь. Вот
посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового
командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное уменьем выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления
смотрели на. толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному
командиру Тимохину, чем к Болконскому.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая
смотрел на своего
командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости, князь Андрей казался теперь взволнованным. Он видимо не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
Неточные совпадения
— Вы знаете, — продолжал Сильвио, — что я служил в *** гусарском полку. Характер мой вам известен: я привык первенствовать, но смолоду это было во мне страстию. В наше время буйство было в моде: я был первым буяном по армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Бурцова, воспетого Денисом Давыдовым. Дуэли в нашем полку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом. Товарищи меня обожали, а полковые
командиры, поминутно сменяемые,
смотрели на меня, как на необходимое зло.
Командир «Байкала» не доверяет официальной карте и
смотрит в свою собственную, которую сам чертит и исправляет во время плавания.
— Не они, а мы тут каторжные, — сказал с раздражением
командир. — Теперь здесь тихо, но
посмотрели бы вы осенью: ветер, пурга, холод, волны валяют через борт, — хоть пропадай!
На барина своего, отставного полковника Егора Николаевича Бахарева, он
смотрел глазами солдат прошлого времени, неизвестно за что считал его своим благодетелем и отцом-командиром, разумея, что повиноваться ему не только за страх, но и за совесть сам бог повелевает.
— Это входят в церковь разные господа, — начал Петин и сначала представил, как входит молодой офицер, подходит к самым местным иконам и перед каждой из них перекрестится, поклонится и сделает ножкой, как будто бы расшаркивается перед ротным
командиром. Потом у него вошел ломаный франт, ломался-ломался,
смотрел в церкви в лорнет… И, наконец, входит молодой чиновник во фраке; он молится очень прилично, ничего особенного из себя не делает и только все что-то слегка дотрагивается до груди, близ галстука.