Неточные совпадения
Пространная перспектива, раскрывавшаяся
с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие
мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком.
Виднелся городок под ногами
с своими белыми домами и красными крышами, собором и
мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лились массы русских войск.
Над
мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на
мосту была давка. В средине
моста, слезши
с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий. Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который
с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его. Только-что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
Но землячки, теснясь плечо
с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по
мосту одною сплошною массой.
Поглядев на
мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера
с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из-под киверов лица
с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно-усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски
моста липкой грязи.
Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался офицер в плаще,
с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по
мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по
мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на
мосту, не спускал глаз
с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты,
с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде
моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
— И что́ становятся? Порядку-то нет! — говорили солдаты. — Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он
мост подожжет. Вишь, и офицера-то приперли, — говорили
с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
— Эскадрону пройти нельзя, — кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной
с мундштука, звеня, бил копытами по доскам
моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила
моста, ежели бы ему позволил седок.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на
мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон. По доскам
моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон,
с офицерами впереди, по четыре человека в ряд, растянулся по
мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у
моста грязи,
с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки,
с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
Неприятель, вдалеке видный
с противоположной горы, снизу, от
моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противуположным возвышением не дальше полуверсты.
— Полковник, — сказал он
с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, — велено остановиться,
мост зажечь.
— Как же, полковник, — кричал он еще на езде, — я вам говорил
мост зажечь, а теперь кто-то переврал; там все
с ума сходят, ничего не разберешь.
— По обоий сторона, ротмистр, — послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от
моста с торжествующим и веселым лицом.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у
моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы
с лошадьми, которые легко можо было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут
мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут
мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы
с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над
мостом и при ярком вечернем свете смотрели на
мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении
моста он тоже не мог, потому что не взял
с собою, как другие солдаты, жгута соломы.
— Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё-таки защищает. А Вена на той стороне. Нет,
мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы
с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
— Non, non, avouez que c’est charmant, — говорил он, — cette histoire du pont de Thabor (
мост в Вене). Ils Pont passé sans coup férir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история
с Таборским
мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Господа эти приезжают на
мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров
с князем Ауэрспергом.
Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский батальон незамеченный входит на
мост, сбрасывает мешки
с горючими веществами в воду и подходит к tête de pont.
Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский
мост, направились на путь сообщения Кутузова
с войсками, шедшими из России.
Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюд на соединение
с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими
мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело
с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его
с двух сторон.
Не
с тем чувством сомнения и борьбы,
с каким он ходил на Энский
мост, бежал он, а
с чувством зайца, убегающего от собак.
Полковой командир стоял
с майором Экономовым у
моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему.
Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском
мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и
с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что̀ в нем делалось.
Мы преследуем эту цель
с такою энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем
мост,
с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден.
Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленою краской; дороги были прямые,
мосты были крепкие
с перилами.
Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск,
с оставшимся снегом у
моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое-где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа
с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался
с ней
с совершенно-новою нежностью. Он пешком проводил их до
моста, который надо было объехать в брод, и велел
с фонарями ехать вперед охотникам.
13-го июня Наполеону подали небольшую, чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из
мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он очевидно переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его
с того времени, как он присоединился к войску.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к
мосту.
С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении
с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в 5-м часу приказал открыть Наполеон по городу, из 130-ти орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к
мосту, на который Пьеру указывал офицер
с кургана, как на центр позиции, и у которого на берегу лежали ряды скошенной пахнувшей сеном травы. Через
мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского или курганной батареи.
«Вице-король завладеет деревней [Бородиным.] и перейдет по своим трем
мостам, следуя на одной высоте
с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию
с прочими войсками армии.
Четвертое: Вице-король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем
мостам, следуя на одной высоте
с дивизиями Морана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию
с прочими войсками.
Пьер видел, что впереди его был
мост, и что
с обеих сторон
моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что-то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут-то и было поле сражения.
Так от вице-короля прискакал адъютант
с известием, что Бородино занято и
мост на Колоче в руках французов.
Когда он подъехал к
мосту, он увидал снятые
с передков две пушки, пехоту, идущую по
мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат.
Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают
мост, приказал снять орудия
с передков и сделать пример, что он будет стрелять по
мосту.
У Яузского
моста всё еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около
моста и плетью играл по песку, когда
с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе
с плюмажем,
с бегающими, не то гневными, не то испуганными глазами, подошел к Кутузову и стал по-французски говорить ему что-то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше, и есть одна армия.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к
мосту и стал
с криком разгонять столпившиеся повозки.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже
с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве-реке и дровяной рынок у Дорогомиловского
моста.
Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют
мост от Калужской улицы и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы
с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке.
Одевшись в французские шинели и кивера, Петя
с Долоховым поехали на ту просеку,
с которой Денисов смотрел на лагерь и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупною рысью по дороге к
мосту. Петя, замирая от волнения, ехал
с ним рядом.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к
мосту, Петя
с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по
мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
На
мосту он столкнулся
с отставшим казаком и поскакал дальше.
Когда граф Растопчин на Яузском
мосту подскакал к Кутузову
с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: — «как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» — Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена.
Он в ответ Лористону на предложения о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что всё сделается само собою лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой
мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что
с чем-нибудь надо притти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
Когда
мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины
с детьми, бывшие в обозе французов, всё под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.