Неточные совпадения
— Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до
армии и
мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою
армией.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей
армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание
мира.
Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть
армии, были недовольны
миром, заключенным после Фридланда.
Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность
мира и усердно работали с этою целью, несмотря на то. что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frère [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны, и что всегда будет любить и уважать его — он ехал к
армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение
армии от запада к востоку.
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах
армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем также за
мир.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном
мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в
армии.
Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть 800-тысячная, лучшая в
мире и предводимая лучшим полководцем,
армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами, русской
армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, т.е. сделать то самое, что должно было погубить их.
Видно, что тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить
мир и командовать
армиею министру.
Результатом ближайшим было и должно было быть — для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в
мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей
армии (чего они тоже боялись больше всего в
мире).
Он был убежден, что он один в этих трудных условиях мог держаться во главе
армии, что он один во всем
мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать.
Стон этого раненого зверя французской
армии, обличитель ее погибели, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о
мире.
Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской
армии и истребить ее, для того чтобы выговорить выгодный
мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве; для того, одним словом, чтоб удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы не нужно особенной гениальности.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации, и самый пожар Москвы, не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей
армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления делами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях
мира.
Неточные совпадения
— Пред нами — дилемма: или сепаратный
мир или полный разгром
армии и революция, крестьянская революция, пугачевщина! — произнес оратор, понизив голос, и тотчас же на него закричали двое:
— Здоровенная будет у нас революция, Клим Иванович. Вот — начались рабочие стачки против войны — знаешь? Кушать трудно стало, весь хлеб
армии скормили. Ох, все это кончится тем, что устроят европейцы
мир промежду себя за наш счет, разрежут Русь на кусочки и начнут глодать с ее костей мясо.
Все они без исключения глубоко и громко сознают, что их положение гораздо ниже их достоинства, что одна нужда может их держать в этом «чернильном
мире», что если б не бедность и не раны, то они управляли бы корпусами
армии или были бы генерал-адъютантами. Каждый прибавляет поразительный пример кого-нибудь из прежних товарищей и говорит:
Славный Моро [Моро Жан Виктор (1761–1813) — французский полководец, сражался под началом Наполеона; после конфликта с ним уехал в 1805 г. в Америку; восемь лет спустя вернулся в Европу и в мундире русского генерала воевал против наполеоновской
армии.], поспешая с берегов Миссисипи на помощь Европе, восставшей против своего победителя, не мог проехать мимо уженья трески, не посвятив ему нескольких часов, драгоценных для ожидавшего его вооруженного
мира, — так страстно любил он эту охоту!
Я уже говорил о той минуте, когда Монархиня в увеселительном Дворце Своем спокойно исчисляла выстрелы кораблей Шведских, и когда главные
армии наши были за отдаленными пределами отечества: Англия, Пруссия вооружались, хотели предписать нам
мир, но Екатерина непоколебимая даровала оный Густаву, а Питт и Фридрих Вильгельм должны были смириться.