Неточные совпадения
— Нет, нельзя, — сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать. Он что-то хотел сказать еще, но в это
время поднялся князь Василий с дочерью, и мужчины встали, чтобы дать им
дорогу.
В то
время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить
дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по-домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
В это
время по
дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
— «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой-то новой, своей
дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, тою стихийною силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», — говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько
времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был Неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее
время, после того как ему велено было опять поступить на службу и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «je vous ai fait Roi pour régner à ma manière, mais pas à la vôtre» [я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по-своему, а по-моему] — он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и разрядившись как можно пестрее и
дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по
дорогам Польши.
Балашев, бывший всё
время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mène à Rome, tout chemin mène à Moscou, [как всякая
дорога по пословице ведет в Рим, так и все
дороги ведут в Москву,] что есть много
дорог, и что в числе этих разных путей, есть
дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа.
— Господа! — сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно-человеческий и тронутый голос государя, который говорил: — «Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать —
время всего
дороже…»
В это
время по
дороге от барского дома показались две женщины и человек в бедой шляпе, шедшие к офицерам.
Пьер засопел носом, сморщился и быстро повернувшись пошел назад к дрожкам, не переставая что-то бормотать про себя в то
время, как он шел и садился. В продолжение
дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его...
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему всё знающему, всё умеющему, известному всей Москве, кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску, и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Всё это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать
время подставам выехать на
дорогу.
У помещичьего дома, на левой стороне
дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то
время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Ополченцы и те, которые были в деревне, и те, котóрые работали на батарее, побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной
дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчими. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того
времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Ему предлагают, положим, 28-го числа перейти на Калужскую
дорогу, но в это
время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузьминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то
время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что-то неясное, ласково-успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые
дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет
дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на
время от ее горя и придали ей силы.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую
дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии, и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую
дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился, в то
время как получил письмо государя.
Но в то
время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в
дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
Отрезать армию — перегородить ей
дорогу — никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во
время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины.
Они замолчали на несколько секунд. Потом вдруг в одно и то же
время повернулись друг к другу и начали что-то говорить. Пьер начал с самодовольствием и увлечением; Наташа, — с тихою, счастливою улыбкой. Столкнувшись, они оба остановились, давая друг другу
дорогу.