Неточные совпадения
Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густою черною косою, два раза обвивавшею ее
голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее.
— C’est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что̀ вы сказали.] — сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая.
Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал
головой.
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что
Соня плакала.
Соня хотела поднять
голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами,
Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
Соня не могла больше говорить и опять спрятала
голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
И она целовала ее в
голову.
Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот-вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
— Ну,
Соня, — сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв
голову, опустив безжизненно-повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
— Не так, не так,
Соня! — сказала Наташа, поворачивая
голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. — Не так бант, поди сюда. —
Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из-под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к
Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей
голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
— Я ничего не боюсь, — сказала
Соня. — Можно сейчас? — Она встала.
Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на
голову и взглянула на Николая.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее
голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой.
Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
Соня вздохнула и недоверчиво покачала
головой.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала
головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, чтò первое представится для насмешки: над чтением
Сони, над тем, чтò скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
— Чтó горит? — спросила Наташа. — Ах, да, Москва. — И как бы для того, чтобы не обидеть
Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула
голову к окну, поглядела так, что очевидно не могла ничего видеть и опять села в свое прежнее положение.
— Нет, мама, я лягу тут на полу, — сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стоны адъютанта послышались из открытого окна явственнее. Она высунула
голову в сырой воздух ночи и графиня видела, как тонкая шея ее тряслась от рыданий и билась о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с
Соней.
— Ах, я не знаю, как всё это необычайно! — сказала
Соня, хватаясь за
голову.
—
Соня, — сказала графиня, поднимая
голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. —
Соня, ты не напишешь Николиньке? — сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз,
Соня прочла всё, чтò разумела графиня под этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Графиня лежала на кресле, странно-неловко вытягиваясь, и билась
головой об стену.
Соня и девушки держали ее за руки.
Неточные совпадения
Глаза его горели лихорадочным огнем. Он почти начинал бредить; беспокойная улыбка бродила на его губах. Сквозь возбужденное состояние духа уже проглядывало страшное бессилие.
Соня поняла, как он мучается. У ней тоже
голова начинала кружиться. И странно он так говорил: как будто и понятно что-то, но… «но как же! Как же! О господи!» И она ломала руки в отчаянии.
— Нет,
Соня, нет, — бормотал он, отвернувшись и свесив
голову, — не был я так голоден… я действительно хотел помочь матери, но… и это не совсем верно… не мучь меня,
Соня!
Он перекрестился несколько раз.
Соня схватила свой платок и накинула его на
голову. Это был зеленый драдедамовый платок, вероятно тот самый, про который упоминал тогда Мармеладов, «фамильный». У Раскольникова мелькнула об этом мысль, но он не спросил. Действительно, он уже сам стал чувствовать, что ужасно рассеян и как-то безобразно встревожен. Он испугался этого. Его вдруг поразило и то, что
Соня хочет уйти вместе с ним.
— Нет,
Соня, это не то! — начал он опять, вдруг поднимая
голову, как будто внезапный поворот мыслей поразил и вновь возбудил его, — это не то!
— Ох, уж не знаю! — вскрикнула
Соня почти в отчаянии и схватилась за
голову. Видно было, что эта мысль уж много-много раз в ней самой мелькала, и он только вспугнул опять эту мысль.