— Но вам это неправильно доносят, — сказал Пьер. — В городе всё тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… — Пьер показал княжне афишки. — Граф пишет, что он
жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
Неточные совпадения
— Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, — радостно
отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее
жизни.
Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он
ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его
жизни.
Пьер не
отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же — о столь важном, что он не обращал никакого внимания на то, что́ происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но ему всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю
жизнь на этой станции.
— В будущую
жизнь? — повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени
ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
Пьеру казалось, что эта звезда вполне
отвечала тому, что́ было в его расцветшей к новой
жизни, размягченной и ободренной душе.
Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что
жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому чтò ей говорили, но убедившись, что, сколько бы она ни говорила, ей будут
отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить.
И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало выростать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства, Соня, невольно выученная своею зависимою
жизнью скрытности, в общих неопределенных словах
ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
— Ну, вот, — продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. — Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою
жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить
жизнь. Просить руки ее теперь, я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, — сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не
отвечала.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь
отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу
жизнь свою».
— Так и живем, что настоящей
жизни не имеем, —
отвечали глуповцы и при этом не то засмеялись, не то заплакали.
— Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, —
отвечал Левин, с трудом удерживая улыбку счастья, выступавшую невольно на его лице. «Да, — думал он, — вот это
жизнь, вот это счастье! Вместе, сказала она, давайте кататься вместе. Сказать ей теперь? Но ведь я оттого и боюсь сказать, что теперь я счастлив, счастлив хоть надеждой… А тогда?… Но надо же! надо, надо! Прочь слабость!»
— Вот, сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили:«когда вы мне
ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что
жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
— Может быть; но ведь это такое удовольствие, какого я в
жизнь свою не испытывал. И дурного ведь ничего нет. Не правда ли? —
отвечал Левин. — Что же делать, если им не нравится. А впрочем, я думаю, что ничего. А?