Неточные совпадения
Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив
ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека
шел провожать, оправлял редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать.
— Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде
пойдете в ход; это я вам предрекаю, — сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская
ноги с отоманки.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко
ногу на
ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно-поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами,
пошел чрез длинный корридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Солдаты, в такт песни размахивая руками,
шли просторным шагом, невольно попадая в
ногу.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на
ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно
шла по-старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул
ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
С фрунтовым самодовольством он
шел легко на мускулистых
ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу.
(Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми
ногами в штиблетах, придерживаясь за кусты, с трудом
шел в гору.)
— Не за чем, не за чем… — быстро проговорил князь и, всунув
ноги в туфли и руки в халат,
пошел к дивану, на котором он спал.
Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди
шли в
ногу, а офицеры пешком на своих местах.
Впереди его
шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой
шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми
ногами.
— Да, да, согласен, — и с сияющею детскою улыбкой, с открытою, жирною грудью, неровно и робко шагая одною разутою и одною обутою
ногой,
пошел вперед с приставленною Вилларским к его обнаженной груди шпагой.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица», думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. — «Упаду в
ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он
пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить —
пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока
ноги подкосятся, и лягу и умру где-нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканною грязью, горбатою спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя
шел за
ногами лошади дядюшки.
Всё с тем же говором и хохотом, офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю,
пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцовитую от дождя, кожаную докторскую кибитку, из под фартука которой торчали
ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по 10 человек с 1000 и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и
пошли по зале разминать
ноги, забирая кое-кого под руку и разговаривая.
«Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, Боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений — мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уж так
пошло — надо драться, пока Россия может и пока люди на
ногах…
— Да, да, знаю.
Пойдем,
пойдем… — сказал Пьер и вошел в дом. Высокий, плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу
ногу, стоял в передней: увидав Пьера, он сердито пробормотал что-то и ушел в коридор.
— Батюшка! Отец! — закричала она, хватая его за
ноги. — Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска,
иди, мерзкая, проводи, — крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
Грязная девка вышла из-за сундука, прибрала косу и вздохнув
пошла тупыми босыми
ногами вперед по тропинке.
Пьер не помнил, как, долго ли он
шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал
ногами, вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился.
Он
идет, спешит, но
ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но всё-таки болезненно напрягает все свои силы.
По лесу, между деревьев большими легкими шагами
шел на длинных
ногах, с длинными мотающимися руками человек в куртке, лаптях и казанской шляпе с ружьем через плечо и топором за поясом.
Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал от того, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и согревая другую; что, когда он бывало надевал свои бальные, узкие башмаки, он точно так же страдал как и теперь, когда он
шел уже совсем босой (обувь его давно растрепалась),
ногами, покрытыми болячками.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал, что невозможно ступить на них; но когда все поднялись, он
пошел прихрамывая и потом, когда разогрелся,
пошел без боли, хотя к вечеру еще страшнее было смотреть на
ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
22-го числа, в полдень, Пьер
шел в гору по грязной скользкой дороге, глядя на свои
ноги и на неровности пути.
— Да, вот суди, как
ноги зазнобишь, куда
пойдешь?
— Ну, messieurs et mesdames, — сказал Николай громко и как бы весело (графине Марье казалось, что это нарочно, чтоб ее оскорбить), — я с шести часов на
ногах. Завтра уж надо страдать, а нынче
пойти отдохнуть. — И не сказав больше ничего графине Марье, он ушел в маленькую диванную и лег на диван.