Неточные совпадения
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по
ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали
солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, втягивали их в рукава.
— Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это чтò? — крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3-й
роты на
солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. — Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
— Ну, вот и хорошо, — продолжал полковой командир. — Людям по чарке водки от меня, — прибавил он, чтобы
солдаты слышали. — Благодарю всех! Слава Богу! — И он, обогнав
роту, подъехал к другой.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к
солдатам.
Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего
солдата и весело и бойко идущих
солдат роты.
Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла
роты, невольно бросался в глаза голубоглазый
солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с
ротой.
— Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро-то, — говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным
ртом молодой
солдат, — я так и обмер. Право, ей-Богу, так испужался, беда! — говорил этот
солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался.
В одной
роте обед был готов, и
солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана.
В другой, более счастливой
роте, так как не у всех была водка,
солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая боченок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок.
Солдаты с набожными лицами подносили ко
рту манерки, опрокидывали их и, полоща
рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля.
Проезжая между тех же
рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья
солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого
солдата и офицера.
Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший
солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял
роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой — левой!» ударилось в колонну.
«Ради… ого-го-го-го-го!…» раздалось по рядам. Угрюмый
солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув
рот, кричал и проходил.
Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и
роты, смешиваясь с другими
ротами, уходили беспорядочными толпами. Один
солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие
роты, когда к нему подошел
солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему.
Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а
рот улыбался.
Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной
роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Капитан Тушин, распорядившись по
роте, послал одного из
солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге
солдатами.
Долохов, раненый в руку, пешком с десятком
солдат своей
роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка.
Один молодой, белокурый
солдат — еще князь Андрей знал его — 3-й
роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой черный, всегда лохматый унтер-офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
Старый
солдат, унтер-офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого
солдата, втащил его в
роту.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного
солдата Мутона, сказавшего то, чтò все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все
рты, и никто, даже Наполеон не мог сказать ничего против этой, всеми сознаваемой истины.
Шестой
роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, сажень в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших
солдат, двинулся вперед по улице деревни.
Дрова наломали, надавили, поддули
ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало.
Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый
солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
— Вишь грохочут в пятой
роте, — сказал один
солдат. — И народу чтò, — страсть!
Один
солдат поднялся и пошел к пятой
роте.
— О-о? пойти посмотреть… — Несколько
солдат направились к пятой
роте.
В середине ночи
солдаты пятой
роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
Это были два, прятавшиеся в лесу, француза. Хрипло говоря что-то на непонятном
солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом в офицерской шляпе и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам
солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой
рот, говорил что-то.
Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Неточные совпадения
Спустили с возу дедушку. //
Солдат был хрупок на ноги, // Высок и тощ до крайности; // На нем сюртук с медалями // Висел, как на шесте. // Нельзя сказать, чтоб доброе // Лицо имел, особенно // Когда сводило старого — // Черт чертом!
Рот ощерится. // Глаза — что угольки!
— Наивно не верить. Вы, вероятно, притворяетесь, фальшивите. А представьте, что среди
солдат, которых офицер ведет на врага, четверо были выпороты этим офицером в 907 году. И почти в любой
роте возможны родственники мужиков или рабочих, выпоротых или расстрелянных в годы революции.
Разного роста, различно одетые, они все были странно похожи друг на друга, как
солдаты одной и той же
роты.
Свалив
солдата с лошади, точно мешок, его повели сквозь толпу, он оседал к земле, неслышно кричал, шевеля волосатым
ртом, лицо у него было синее, как лед, и таяло, он плакал. Рядом с Климом стоял человек в куртке, замазанной красками, он был выше на голову, его жесткая борода холодно щекотала ухо Самгина.
В его рассказах был характер наивности, наводивший на меня грусть и раздумье. В Молдавии, во время турецкой кампании 1805 года, он был в
роте капитана, добрейшего в мире, который о каждом
солдате, как о сыне, пекся и в деле был всегда впереди.