Неточные совпадения
Он знал, что это был Наполеон — его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным
человеком в сравнении с тем, чтò
происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками.
— Adieu, André! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия
происходят от Бога, и что
люди никогда не бывают виноваты.] — были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
Люди этой партии говорили и думали, что всё дурное
происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии, что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском, что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализирует 50 тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
Завлечение Наполеона в глубь страны
произошло не по чьему-нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а
произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний
людей — участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России.
Стало быть и то, каким образом эти
люди убивали друг друга
происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч
людей, участвовавших в общем деле.
Он воображал себе, что по его воле
произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших
людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Первые 15 лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов
людей.
Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. — Какая причина этого движения, или по каким законам
происходило оно? спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков
людей, в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего
произошло это движение, и вот законы его.
Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда
происходит деятельность всякого главнокомандующего.
Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда-то, что вообще
происходит что-то необычайное, что всегда радостно для
человека, в особенности для молодого.
Народ молчал и только всё теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего-то неизвестного, непонятного и страшного, становилось невыносимо.
Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие всё то, чтò
происходило пред ними, все с испуганно-широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы, и что, как и во всем, чтò
происходило в то время в России, заметна была какая-то особенная размашистость — море по колено, трын-трава всё в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между
людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что
человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных, человеческих потребностей, и что всё несчастье
происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину — он узнал, что на свете нет ничего страшного.
Между пленными и конвойными
произошло радостное смятение и ожидание чего-то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у
людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
После семи лет супружества Пьер чувствовал радостное, твердое сознание того, что он не дурной
человек, и чувствовал он это потому, что он видел себя отраженным в своей жене. В себе он чувствовал всё хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно другое. Но на жене его отражалось только то, чтò было истинно хорошо; всё несовсем хорошее было откинуто. И отражение это
происходило не путем логической мысли, а другим таинственным, непосредственным путем.
Чтó такое всё это значит? Отчего
произошло это? Чтó заставляло этих
людей сжигать домà и убивать себе подобных? Какие были причины этих событий. Какая сила заставила
людей поступать таким образом? Вот невольные, простодушные и самые законные вопросы, которые предлагает себе
человек, натыкаясь на памятники и предания прошедшего периода движения.
С одной стороны, рассуждение показывает, что выражение воли
человека — его словà суть только часть общей деятельности, выражающейся в событии, как, например, в войне или революции; и потому без признания непонятной, сверхъестественной силы — чуда, нельзя допустить, чтобы словà могли быть непосредственною причиной движения миллионов; с другой стороны, если даже допустить, что словà могут быть причиной события, то история показывает, что выражения воли исторических лиц во многих случаях не производят никакого действия, т. е., что приказания их часто не только не исполняются, но что иногда
происходит даже совершенно обратное тому, что ими приказано.
Говоря о простейших действиях тепла, электричества или атомов, мы не можем сказать, почему
происходят эти действия, и говорим, что такова природа этих явлений, что это их закон. То же самое относится и до исторических явлений. Почему
происходит война или революция? мы не знаем; мы знаем только, что для совершения того или другого действия,
люди складываются в известное соединение и участвуют все; и мы говорим, что такова природа
людей, что это закон.
Души и свободы нет, потому что жизнь
человека выражается мускульными движениями, а мускульные движения обусловливаются нервною деятельностью; души и свободы нет, потому что мы в неизвестный период времени
произошли от обезьян, — говорят, пишут и печатают они, вовсе и не подозревая того, что, тысячелетия тому назад, всеми религиями, всеми мыслителями не только признан, но никогда и не был отрицаем тот самый закон необходимости, который с таким старанием они стремятся доказать теперь физиологией и сравнительной зоологией.
Точно так же мы никогда не можем представить себе действия
человека, которое
происходило бы без участия свободы и подлежало только закону необходимости.
Неточные совпадения
Тем не менее вопрос «охранительных
людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько
человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор.
Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Казалось, что ежели
человека, ради сравнения с сверстниками, лишают жизни, то хотя лично для него, быть может, особливого благополучия от сего не
произойдет, но для сохранения общественной гармонии это полезно и даже необходимо.
Разговор этот
происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых
людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
Не потому это была дерзость, чтобы от того
произошел для кого-нибудь ущерб, а потому что
люди, подобные Негодяеву, — всегда отчаянные теоретики и предполагают в смерде одну способность: быть твердым в бедствиях.
Лишившись собеседника, Левин продолжал разговор с помещиком, стараясь доказать ему, что всё затруднение
происходит оттого, что мы не хотим знать свойств, привычек нашего рабочего; но помещик был, как и все
люди, самобытно и уединенно думающие, туг к пониманию чужой мысли и особенно пристрастен к своей.