Неточные совпадения
В камере слышна была суетня: женские голоса и шаги босых
ног.
Веселил ее тоже чистый, сравнительно с острогом, весенний воздух, но больно было ступать по камням отвыкшими от ходьбы и обутыми
в неуклюжие арестантские коты
ногами, и она смотрела себе под
ноги и старалась ступать как можно легче.
Вспоминая вчерашний вечер, проведенный у Корчагиных, богатых и знаменитых людей, на дочери которых предполагалось всеми, что он должен жениться, он вздохнул и, бросив выкуренную папироску, хотел достать из серебряного портсигара другую, но раздумал и, спустив с кровати гладкие белые
ноги, нашел ими туфли, накинул на полные плечи шелковый халат и, быстро и тяжело ступая, пошел
в соседнюю с спальней уборную, всю пропитанную искусственным запахом элексиров, одеколона, фиксатуаров, духов.
Позади стола стояли три кресла с очень высокими дубовыми резными спинками, а за креслами висел
в золотой раме яркий портрет во весь рост генерала
в мундире и ленте, отставившего
ногу и держащегося за саблю.
Старичок-священник, с опухшим желто-бледным лицом,
в коричневой рясе с золотым крестом на груди и еще каким-то маленьким орденом, приколотым сбоку на рясе, медленно под рясой передвигая свои опухшие
ноги, подошел к аналою, стоящему под образом.
Выбранный старшина объявил председателю, кто избран старшиной, и все опять, шагая через
ноги друг другу, уселись
в два ряда на стулья с высокими спинками.
Тот животный человек, который жил
в нем, не только поднял теперь голову, но затоптал себе под
ноги того духовного человека, которым он был
в первый приезд свой и даже сегодня утром
в церкви, и этот страшный животный человек теперь властвовал один
в его душе.
Пройдя раза два взад и вперед за углом дома и попав несколько paз
ногою в лужу, Нехлюдов опять подошел к окну девичьей.
Пришедшим слепым нищим он дал рубль, на чай людям он роздал 15 рублей, и когда Сюзетка, болонка Софьи Ивановны, при нем ободрала себе
в кровь
ногу, то он, вызвавшись сделать ей перевязку, ни минуты не задумавшись, разорвал свой батистовый с каемочками платок (Софья Ивановна знала, что такие платки стоят не меньше 15 рублей дюжина) и сделал из него бинты для Сюзетки.
Когда судебный пристав с боковой походкой пригласил опять присяжных
в залу заседания, Нехлюдов почувствовал страх, как будто не он шел судить, но его вели
в суд.
В глубине души он чувствовал уже, что он негодяй, которому должно быть совестно смотреть
в глаза людям, а между тем он по привычке с обычными, самоуверенными движениями, вошел на возвышение и сел на свое место, вторым после старшины, заложив
ногу на
ногу и играя pince-nez.
Потом, после допроса сторон, как они хотят спрашивать: под присягой или нет, опять, с трудом передвигая
ноги, пришел тот же старый священник и опять так же, поправляя золотой крест на шелковой груди, с таким же спокойствием и уверенностью
в том, что он делает вполне полезное и важное дело, привел к присяге свидетелей и эксперта.
Он говорил то нежным, вкрадчивым голосом, переступая с
ноги на
ногу, глядя на присяжных, то тихим деловым тоном, взглядывая
в свою тетрадку, то громким обличительным голосом, обращаясь то к зрителям, то к присяжным.
Он еще храбрился и по усвоенной привычке, положив
ногу на
ногу и небрежно играя своим pince-nez,
в самоуверенной позе сидел на своем втором стуле первого ряда.
Маслова вернулась домой
в свою камеру только
в 6 часов вечера, усталая и больная
ногами после пройденных без привычки пятнадцати верст по камню, убитая неожиданно строгим приговором, сверх того, голодная.
— Видно, у них всё так, — сказала корчемница и, вглядевшись
в голову девочки, положила чулок подле себя, притянула к себе девочку между
ног и начала быстрыми пальцами искать ей
в голове. — «Зачем вином торгуешь?» А чем же детей кормить? — говорила она, продолжая свое привычное дело.
В поле, под
ногами, не было видно дороги, а
в лесу было черно, как
в печи, и Катюша, хотя и знала хорошо дорогу, сбилась с нее
в лесу и дошла до маленькой станции, на которой поезд стоял 3 минуты, не загодя, как она надеялась, а после второго звонка.
«Каторжная», с ужасом подумала Маслова, протирая глаза и невольно вдыхая
в себя ужасно вонючий к утру воздух, и хотела опять заснуть; уйти
в область бессознательности, но привычка страха пересилила сон, и она поднялась и, подобрав
ноги, села, оглядываясь.
Слышался мягкий топот обутых
в коты
ног, говор, иногда смех.
— «Ангелов творче и Господи сил, — продолжал он, — Иисусе пречудный, ангелов удивление, Иисусе пресильный, прародителей избавление, Иисусе пресладкий, патриархов величание, Иисусе преславный, царей укрепление, Иисусе преблагий, пророков исполнение, Иисусе предивный, мучеников крепость, Иисусе претихий, монахов радосте, Иисусе премилостивый, пресвитеров сладость, Иисусе премилосердый, постников воздержание, Иисусе пресладостный, преподобных радование, Иисусе пречистый, девственных целомудрие, Иисусе предвечный, грешников спасение, Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», добрался он наконец до остановки, всё с большим и большим свистом повторяя слово Иисусе, придержал рукою рясу на шелковой подкладке и, опустившись на одно колено, поклонился
в землю, а хор запел последние слова: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», а арестанты падали и подымались, встряхивая волосами, остававшимися на половине головы, и гремя кандалами, натиравшими им худые
ноги.
Нехлюдов отошел к толпе дожидающихся. Из толпы выделился
в оборванной одежде и смятой шляпе,
в опорках на босу
ногу человек с красными полосами во всё лицо и направился к тюрьме.
В обычное время
в остроге просвистели по коридорам свистки надзирателей; гремя железом, отворились двери коридоров и камер, зашлепали босые
ноги и каблуки котов, по коридорам прошли парашечники, наполняя воздух отвратительною вонью; умылись, оделись арестанты и арестантки и вышли по коридорам на поверку, а после поверки пошли за кипятком для чая.
— Уйди от меня. Я каторжная, а ты князь, и нечего тебе тут быть, — вскрикнула она, вся преображенная гневом, вырывая у него руку. — Ты мной хочешь спастись, — продолжала она, торопясь высказать всё, что поднялось
в ее душе. — Ты мной
в этой жизни услаждался, мной же хочешь и на том свете спастись! Противен ты мне, и очки твои, и жирная, поганая вся рожа твоя. Уйди, уйди ты! — закричала она, энергическим движением вскочив на
ноги.
— Разумеется, талант надо совершенствовать, нельзя зарывать, но
в маленькой квартире, знаете, тяжело бывает, — продолжал смотритель разговор, не обращая на этих арестантов никакого внимания, и, усталыми шагами волоча
ноги, прошел, сопутствуемый Нехлюдовым,
в сборную.
В это время послышался шум шагов и женский говор
в коридоре, и обитательницы камеры
в котах на босу
ногу вошли
в нее, каждая неся по калачу, а некоторые и по два. Федосья тотчас же подошла к Масловой.
Выйдя за ворота, Нехлюдов встретил на твердо убитой тропинке, по поросшему подорожником и клоповником выгону, быстро перебиравшую толстыми босыми
ногами крестьянскую девушку
в пестрой занавеске с пушками на ушах.
— Отчего же, заходи, — сказал старик и быстрыми шагами босых
ног, выдавливавших жижу между пальцами, обогнав Нехлюдова, отворил ему дверь
в избу.
— А вот этот самый двор, — сказал мальчик, указывая на дом, против которого крошечный белоголовый ребенок, насилу державшийся на кривых, выгнутых наружу
в коленях
ногах, качаясь, стоял на самой тропинке, по которой шел Нехлюдов.
Это было ему теперь так же ясно, как ясно было то, что лошади, запертые
в ограде,
в которой они съели всю траву под
ногами, будут худы и будут мереть от голода, пока им не дадут возможности пользоваться той землей, на которой они могут найти себе корм…
Стол был накрыт суровой скатертью, вышитое полотенце было вместо салфетки, и на столе
в vieux-saxe, [старинный саксонский фарфор,] с отбитой ручкой суповой чашке был картофельный суп с тем самым петухом, который выставлял то одну, то другую черную
ногу и теперь был разрезан, даже разрублен на куски, во многих местах покрытые волосами.
Остальные два старика, один — тот самый беззубый, который вчера на сходке кричал решительный отказ на все предложения Нехлюдова, и другой — высокий, белый, хромой старик с добродушным лицом,
в бахилках и туго умотанных белыми онучами худых
ногах, оба почти всё время молчали, хотя и внимательно слушали.
Такие же были два красильщика
в фартуках и опорках на босу
ногу, все от головы до пяток измазанные краской, встретившиеся Нехлюдову.
— Ну, хорошо, я попытаюсь сделать, — сказала она и легко вошла
в мягко капитонированную коляску, блестящую на солнце лаком своих крыльев, и раскрыла зонтик. Лакей сел на козлы и дал знак кучеру ехать. Коляска двинулась, но
в ту же минуту она дотронулась зонтиком до спины кучера, и тонкокожие красавицы, энглизированные кобылы, поджимая затянутые мундштуками красивые головы, остановились, перебирая тонкими
ногами.
— Хорошо, заканчивайте, — сказал решительно и строго генерал и направился своими большими шагами невывернутых
ног решительной, мерной походкой
в кабинет. — Приятно видеть, — сказал генерал Нехлюдову грубым голосом ласковые слова, указывая ему на кресло у письменного стола. — Давно приехали
в Петербург?
Ребенок, девочка с золотистыми длинными локонами и голыми
ногами, было существо совершенно чуждое отцу,
в особенности потому, что оно было ведено совсем не так, как он хотел этого. Между супругами установилось обычное непонимание и даже нежелание понять друг друга и тихая, молчаливая, скрываемая от посторонних и умеряемая приличиями борьба, делавшая для него жизнь дома очень тяжелою. Так что семейная жизнь оказалась еще более «не то», чем служба и придворное назначение.
Когда они установились, послышалась новая команда, и парами стали выходить арестанты
в блинообразных шапках на бритых головах, с мешками за плечами, волоча закованные
ноги и махая одной свободной рукой, а другой придерживая мешок за спиной.
Одного только шатающегося длинного старика
в ножных кандалах офицер пустил на подводу, и Нехлюдов видел, как этот старик, сняв свою блинообразную шапку, крестился, направляясь к подводам, и кок потом долго не мог влезть от кандалов, мешавших поднять слабую старческую закованную
ногу, и как сидевшая уже на телеге баба помогла ему, втащив его за руку.
Солдаты брякнули ружьями, арестанты, сняв шапки, некоторые левыми руками, стали креститься, провожавшие что-то прокричали, что-то прокричали
в ответ арестанты, среди женщин поднялся вой, и партия, окруженная солдатами
в белых кителях, тронулась, подымая пыль связанными цепями
ногами.
Ряды за рядами шли незнакомые странного и страшного вида существа, двигавшиеся тысячами одинако обутых и одетых
ног и
в такт шагов махавшие, как бы бодря себя, свободными руками.
Жара еще усилилась. Стены и камни точно дышали жарким воздухом.
Ноги, казалось, обжигались о горячую мостовую, и Нехлюдов почувствовал что-то
в роде обжога, когда он голой рукой дотронулся до лакированного крыла пролетки.
На неровных камнях покатой у тротуара мостовой лежал головой ниже
ног широкий немолодой арестант с рыжей бородой, красным лицом и приплюснутым носом,
в сером халате и таких же штанах.
Конвойный поднял обутые
в коты без подверток
ноги и поставил и вытянул их под козла.
Нехлюдов слез с пролетки и вслед за ломовым, опять мимо пожарного часового, вошел на двор участка. На дворе теперь пожарные уже кончили мыть дроги, и на их месте стоял высокий костлявый брандмайор с синим околышем и, заложив руки
в карманы, строго смотрел на буланого с наеденной шеей жеребца, которого пожарный водил перед ним. Жеребец припадал на переднюю
ногу, и брандмайор сердито говорил что-то стоявшему тут же ветеринару.
Не говоря уже о том, что по лицу этому видно было, какие возможности духовной жизни были погублены
в этом человеке, — по тонким костям рук и скованных
ног и по сильным мышцам всех пропорциональных членов видно было, какое это было прекрасное, сильное, ловкое человеческое животное, как животное,
в своем роде гораздо более совершенное, чем тот буланый жеребец, зa порчу которого так сердился брандмайор.
Рядом с женщиной сидела, далеко не доставая
ногами до пола, семилетняя девочка
в новом сарафанчике с косичкой почти белых волос и не переставая щелкала семечки.
Нехлюдов, еще не выходя из вагона, заметил на дворе станции несколько богатых экипажей, запряженных четвернями и тройками сытых, побрякивающих бубенцами лошадей; выйдя же на потемневшую от дождя мокрую платформу, он увидал перед первым классом кучку народа, среди которой выделялась высокая толстая дама
в шляпе с дорогими перьями,
в ватерпруфе, и длинный молодой человек с тонкими
ногами,
в велосипедном костюме, с огромной сытой собакой
в дорогом ошейнике.
Не останавливаясь, рабочие пошли, торопясь и наступая друг другу на
ноги, дальше к соседнему вагону и стали уже, цепляясь мешками за углы и дверь вагона, входить
в него, как другой кондуктор от двери станции увидал их намерение и строго закричал на них.
Сначала пожилой рабочий, сидевший против Нехлюдова, весь сжимался, старательно подбирая свои обутые
в лапти
ноги, чтоб не толкнуть барина, но потом так дружелюбно разговорился с Нехлюдовым и Тарасом, что даже ударял Нехлюдова по колену перевернутой кверху ладонью рукой
в тех местах рассказа, на которые он хотел обратить его особенное внимание.
Как ни знакомо было Нехлюдову это зрелище, как ни часто видел он
в продолжение этих трех месяцев всё тех же 400 человек уголовных арестантов
в самых различных положениях: и
в жаре,
в облаке пыли, которое они поднимали волочащими цепи
ногами, и на привалах по дороге, и на этапах
в теплое время на дворе, где происходили ужасающие сцены открытого разврата, он всё-таки всякий раз, когда входил
в середину их и чувствовал, как теперь, что внимание их обращено на него, испытывал мучительное чувство стыда и сознания своей виноватости перед ними.
Исхудалый и бледный, с поджатыми под себя
ногами в валенках, он, сгорбившись и дрожа, сидел
в дальнем углу нар и, засунув руки
в рукава полушубка, лихорадочными глазами смотрел на Нехлюдова.
Несмотря на неожиданность и важность разговора нынче вечером с Симонсоном и Катюшей, он не останавливался на этом событии: отношение его к этому было слишком сложно и вместе с тем неопределенно, и поэтому он отгонял от себя мысль об этом. Но тем живее вспоминал он зрелище этих несчастных, задыхающихся
в удушливом воздухе и валявшихся на жидкости, вытекавшей из вонючей кадки, и
в особенности этого мальчика с невинным лицом, спавшего на
ноге каторжного, который не выходил у него из головы.