Неточные совпадения
«Узнала!» подумал он. И Нехлюдов как бы сжался, ожидая
удара. Но она не узнала. Она спокойно вздохнула и опять стала смотреть на председателя. Нехлюдов вздохнул тоже. «Ах, скорее бы», думал он. Он испытывал теперь чувство, подобное тому, которое испытывал на охоте, когда приходилось добивать раненую птицу: и гадко, и жалко, и досадно. Недобитая птица бьется
в ягдташе: и противно, и жалко, и хочется поскорее добить и забыть.
Несколько арестантов, сняв шапки, подошли к конвойному офицеру, о чем-то прося его. Как потом узнал Нехлюдов, они просились на подводы. Нехлюдов видел, как конвойный офицер молча, не глядя на просителя, затягивался папиросой, и как потом вдруг замахнулся своей короткой рукой на арестанта, и как тот, втянув бритую голову
в плечи, ожидая
удара, отскочил от него.
— Что отчего так? Что помирают от солнечного
удара? А так, сидя без движения, без света всю зиму, и вдруг на солнце, да
в такой день, как нынче, да идут толпою, притока воздуха нет. Вот и
удар.
В пути от острога к вокзалу упало и умерло от
удара, кроме тех двух человек, которых видел Нехлюдов, еще три человека: один был свезен, так же как первые два,
в ближайшую часть, и два упали уже здесь, на вокзале.
[
В начале 80-х годов пять человек арестантов умерло
в один день от солнечного
удара,
в то время как их переводили из Бутырского замка на вокзал Нижегородской железной дороги.]
— Так убиты. Их повели
в этот жар. И два умерло от солнечного
удара.
Всё шло как обыкновенно: пересчитывали, осматривали целость кандалов и соединяли пары, шедшие
в наручнях. Но вдруг послышался начальственно гневный крик офицера,
удары по телу и плач ребенка. Всё затихло на мгновение, а потом по всей толпе пробежал глухой ропот. Маслова и Марья Павловна подвинулись к месту шума.
В-третьих, подвергаясь постоянной опасности жизни, — не говоря уже об исключительных случаях солнечных
ударов, утопленья, пожаров, — от постоянных
в местах заключения заразных болезней, изнурения, побоев, люди эти постоянно находились
в том положении, при котором самый добрый, нравственный человек из чувства самосохранения совершает и извиняет других
в совершении самых ужасных по жестокости поступков.
Иногда — и это продолжалось ряд дней — она даже перерождалась; физическое противостояние жизни проваливалось, как тишина
в ударе смычка, и все, что она видела, чем жила, что было вокруг, становилось кружевом тайн в образе повседневности.
Гагин, наконец, решил, что он «сегодня не
в ударе», лег рядом со мною, и уж тут свободно потекли молодые наши речи, то горячие, то задумчивые, то восторженные, но почти всегда неясные речи, в которых так охотно разливается русский человек.
Наконец приехал и В. Он был
в ударе, мил, приветлив, рассказал мне о пожаре, мимо которого ехал, об общем говоре, что это поджог, и полушутя прибавил;
Неточные совпадения
Однако Клима Лавина // Крестьяне полупьяные // Уважили: «Качать его!» // И ну качать… «Ура!» // Потом вдову Терентьевну // С Гаврилкой, малолеточком, // Клим посадил рядком // И жениха с невестою // Поздравил! Подурачились // Досыта мужики. // Приели все, все припили, // Что господа оставили, // И только поздним вечером //
В деревню прибрели. // Домашние их встретили // Известьем неожиданным: // Скончался старый князь! // «Как так?» — Из лодки вынесли // Его уж бездыханного — // Хватил второй
удар! —
Удары градом сыпались: // — Убью! пиши к родителям! — // «Убью! зови попа!» // Тем кончилось, что прасола // Клим сжал рукой, как обручем, // Другой вцепился
в волосы // И гнул со словом «кланяйся» // Купца к своим ногам.
В сей крайности вознамерились они сгоряча меня на всю жизнь несчастным сделать, но я тот
удар отклонил, предложивши господину градоначальнику обратиться за помощью
в Санкт-Петербург, к часовых и органных дел мастеру Винтергальтеру, что и было ими выполнено
в точности.
Через полтора или два месяца не оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке дом;
в последний раз звякнул
удар топора, а река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую
в весеннее время водой. Бред продолжался.
Бессонная ходьба по прямой линии до того сокрушила его железные нервы, что, когда затих
в воздухе последний
удар топора, он едва успел крикнуть:"Шабаш!" — как тут же повалился на землю и захрапел, не сделав даже распоряжения о назначении новых шпионов.