Неточные совпадения
Если бы Нехлюдов тогда ясно сознал бы свою любовь к Катюше и в особенности если бы тогда его стали бы убеждать в том, что он никак не может и не должен соединить свою судьбу с такой девушкой, то очень легко могло бы случиться, что он, с своей прямолинейностью во всем, решил бы, что нет никаких причин не жениться на девушке, кто бы она ни была, если только он любит ее. Но тетушки не
говорили ему
про свои опасения, и он так и уехал, не сознав своей любви к этой девушке.
Говорили дурное
про ее отношения с доктором. Нехлюдов прежде забывал это, но нынче он не только вспомнил, но, когда он увидал у ее кресла доктора с его намасленной, лоснящейся раздвоенной бородой, ему стало ужасно противно.
«Как хорошо! Как хорошо, Боже мой, как хорошо!»
говорил он
про то, что было в его душе.
—
Про Щеглова не знает! Щеглов два раза с каторги бегал. Теперь поймали, да он уйдет. Его и надзиратели боятся, —
говорила Хорошавка, передававшая записки арестантам и знавшая всё, что делается в тюрьме. — Беспременно уйдет.
Она прежде сама верила в добро и в то, что люди верят в него, но с этой ночи убедилась, что никто не верит в это, и что всё, что
говорят про Бога и добро, всё это делают только для того, чтобы обманывать людей.
— Разве он буянил или что, —
говорила Кораблева
про Васильева, откусывая крошечные кусочки сахару всеми своими крепкими зубами. — Он только за товарища стал. Потому нынче драться не велят.
— Беспременно скажи
про нас, —
говорила ей старуха Меньшова, в то время как Маслова оправляла косынку перед зepкалом с облезшей наполовину ртутью, — не мы зажгли, а он сам, злодей, и работник видел; он души не убьет. Ты скажи ему, чтобы он Митрия вызвал. Митрий всё ему выложит, как на ладонке; а то что ж это, заперли в зàмок, а мы и духом не слыхали, а он, злодей, царствует с чужой женой, в кабаке сидит.
Нехлюдов, вспомнив, что
говорил Масленников
про адвоката, ничего не ответил и, простившись, поехал к Масленникову.
Нехлюдов
говорил довольно ясно, и мужики были люди понятливые; но его не понимали и не могли понять по той самой причине, по которой приказчик долго не понимал. Они были несомненно убеждены в том, что всякому человеку свойственно соблюдать свою выгоду.
Про помещиков же они давно уже по опыту нескольких поколений знали, что помещик всегда соблюдает свою выгоду в ущерб крестьянам. И потому, если помещик призывает их и предлагает что-то новое, то, очевидно, для того, чтобы как-нибудь еще хитрее обмануть их.
—
Про это всё сказано, и
говорить нечего, — сказала она, с трудом удерживая улыбку.
— Ну, что я слышу
про тебя? Какие-то чудеса, —
говорила ему графиня Катерина Ивановна, поя его кофеем тотчас после его приезда. — Vous posez pour un Howard! [Ты разыгрываешь из себя Говарда!] Помогаешь преступникам. Ездишь по тюрьмам. Исправляешь.
Карете своей адвокат велел ехать за собой и начал рассказывать Нехлюдову историю того директора департамента,
про которого
говорили сенаторы о том, как его уличили и как вместо каторги, которая по закону предстояла ему, его назначают губернатором в Сибирь.
Нехлюдову было очень грустно. Ему было грустно преимущественно оттого, что отказ Сената утверждал это бессмысленное мучительство над невинной Масловой, и оттого, что этот отказ делал еще более трудным его неизменное решение соединить с ней свою судьбу. Грусть эта усилилась еще от тех ужасных историй царствующего зла,
про которые с такой радостью
говорил адвокат, и, кроме того, он беспрестанно вспоминал недобрый, холодный, отталкивающий взгляд когда-то милого, открытого, благородного Селенина.
Пусть он не боится, что его будут утруждать выражением благодарности:
про благодарность не будут
говорить, а просто будут рады его видеть.
Нехлюдов по нескольким словам понял, что они
говорили про вторую новость петербургскую того времени, об эпизоде нового сибирского губернатора, и что Mariette именно в этой области что-то сказала такое смешное, что графиня долго не могла удержаться.
— Да ты не
говори про это, Лидочка, — сказала мать.
— Вчера ведь что было, когда ты стала
говорить про это.
Наталью Ивановну интересовали теперь по отношению брата два вопроса: его женитьба на Катюше,
про которую она слышала в своем городе, так как все
говорили про это, и его отдача земли крестьянам, которая тоже была всем известна и представлялась многим чем-то политическим и опасным.
— Epouvantable! [Ужасно!] — сказала она
про жару. — Я не переношу этого. Се climat me tue. [Этот климат меня убивает.] — И,
поговорив об ужасах русского климата и пригласив Нехлюдова приехать к ним, она дала знак носильщикам. — Так непременно приезжайте, — прибавила она, на ходу оборачивая свое длинное лицо к Нехлюдову.
Больной,
про которого он
говорил, сидел в этом же вагоне в углу.
Рассчитывая
поговорить отдельно с Катюшей, как он делал это обыкновенно после общего чая и ужина, Нехлюдов сидел подле Крыльцова, беседуя с ним. Между прочим, он рассказал ему
про то обращение к нему Макара и
про историю его преступления. Крыльцов слушал внимательно, остановив блестящий взгляд на лице Нехлюдова.
— Ты
говоришь — звери. А вот сейчас Нехлюдов рассказывал о таком поступке, — раздражительно сказал Крыльцов, и он рассказал
про то, как Макар рискует жизнью, спасая земляка. — Это-то уже не зверство, а подвиг.
— Я соврала; но
про нее-то я хотела вам сказать, что, вероятно, она видит нелепость его какой-то восторженной любви (он ничего не
говорил ей), и польщена ею, и боится ее.
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и
говорить про губернаторов…
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня глаза разве не темные? самые темные. Какой вздор
говорит! Как же не темные, когда я и гадаю
про себя всегда на трефовую даму?
— Слушаем, батюшка Петр Петрович! —
говорили проученные глуповцы; но
про себя думали:"Господи! того гляди, опять город спалит!"
— Мы не
про то
говорим, чтоб тебе с богом спорить, — настаивали глуповцы, — куда тебе, гунявому, на́бога лезти! а ты вот что скажи: за чьи бесчинства мы, сироты, теперича помирать должны?
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо
говорить. Долго они шептались, а
про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор
говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».