Неточные совпадения
Хоть слабо, но еще слышен был
голос истинной любви к ней, который
говорил ему об ней, о ее чувствах, об ее жизни.
— Дмитрий Иванович, голубчик, пожалуйста, пустите, —
говорила она жалобным
голосом. — Матрена Павловна идет! — вскрикнула она, вырываясь, и действительно кто-то шел к двери.
Он
говорил то нежным, вкрадчивым
голосом, переступая с ноги на ногу, глядя на присяжных, то тихим деловым тоном, взглядывая в свою тетрадку, то громким обличительным
голосом, обращаясь то к зрителям, то к присяжным.
Казалось, всё было сказано. Но председатель никак не мог расстаться с своим правом
говорить — так ему приятно было слушать внушительные интонации своего
голоса — и нашел нужным еще сказать несколько слов о важности того права, которое дано присяжным, и о том, как они должны с вниманием и осторожностью пользоваться этим правом и не злоупотреблять им, о том, что они принимали присягу, что они — совесть общества, и что тайна совещательной комнаты должна быть священна, и т. д., и т. д.
«Ведь уже пробовал совершенствоваться и быть лучше, и ничего не вышло, —
говорил в душе его
голос искусителя, — так что же пробовать еще раз?
Не ты один, а все такие — такова жизнь»,
говорил этот
голос.
— Видно, и вправду, касатка, —
говорила она, — правду-то боров сжевал. Делают, что хотят. Матвеевна
говорит: ослобонят, а я
говорю: нет,
говорю, касатка, чует мое сердце, заедят они ее, сердешную, так и вышло, —
говорила она, с удовольствием слушая звук своего
голоса.
Или буду с предводителем, которого я постыдно обманывал с его женой, на собрании считать
голоса за и против проводимого постановления земской инспекции школ и т. п., а потом буду назначать свидания его жене (какая мерзость!); или буду продолжать картину, которая, очевидно, никогда не будет кончена, потому что мне и не следует заниматься этими пустяками и не могу ничего этого делать теперь»,
говорил он себе и не переставая радовался той внутренней перемене, которую чувствовал.
Так
говорили свидетели, сам же обвиняемый во всем винился и, как пойманный зверок, бессмысленно оглядываясь по сторонам, прерывающимся
голосом рассказывал всё, как было.
— Для того, что она невинна и приговорена к каторге. Виновник же всего я, —
говорил Нехлюдов дрожащим
голосом, чувствуя вместе с тем, что он
говорит то, чего не нужно бы
говорить.
Кроме того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов таким странным, напряженным
голосом, что ничего нельзя было понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было, как Христос, воскресши, прежде чем улететь на небо и сесть по правую руку своего отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и как велел им проповедывать Евангелие всей твари, причем объявил, что тот, кто не поверит, погибнет, кто же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет
говорить новыми языками, будет брать змей и, если выпьет яд, то не умрет, а останется здоровым.
Особенная эта служба состояла в том, что священник, став перед предполагаемым выкованным золоченым изображением (с черным лицом и черными руками) того самого Бога, которого он ел, освещенным десятком восковых свечей, начал странным и фальшивым
голосом не то петь, не то
говорить следующие слова: «Иисусе сладчайший, апостолов славо, Иисусе мой, похвала мучеников, владыко всесильне, Иисусе, спаси мя, Иисусе спасе мой, Иисусе мой краснейший, к Тебе притекающего, спасе Иисусе, помилуй мя, молитвами рождшия Тя, всех, Иисусе, святых Твоих, пророк же всех, спасе мой Иисусе, и сладости райския сподоби, Иисусе человеколюбче!»
Но так как каждый старался
говорить так, чтобы его расслышал его собеседник, и соседи хотели того же, и их
голоса мешали друг другу, то каждый старался перекричать другого.
«Ничего ты не сделаешь с этой женщиной, —
говорил этот
голос, — только себе на шею повесишь камень, который утопит тебя и помешает тебе быть полезным другим. Дать ей денег, всё, что есть, проститься с ней и кончить всё навсегда?» подумалось ему.
— Ни за что, ни за что не соглашусь: она просто не любила, —
говорил женский
голос.
— Для нее же хуже. C’est un souffre-douleur, [Это страдалица,] — слышался из гостиной
голос женщины, очевидно совершенно равнодушной к тому, что она
говорила.
— Нет, нет, ни за что, —
говорил женский
голос.
Кроме того, я теперь уеду в Сибирь, и потому ни дом ни имение мне не нужны»,
говорил один
голос.
«Всё это так, —
говорил другой
голос, — но, во-первых, ты не проведешь же всей жизни в Сибири.
— Сила моя не берет, что же ты крест с шеи тащишь? —
говорил один озлобленный бабий
голос.
— Да ведь только забежала, —
говорил другой
голос. — Отдай,
говорю. А то что же мучаешь и скотину и ребят без молока.
— Только подумаем, любезные сестры и братья, о себе, о своей жизни, о том, что мы делаем, как живем, как прогневляем любвеобильного Бога, как заставляем страдать Христа, и мы поймем, что нет нам прощения, нет выхода, нет спасения, что все мы обречены погибели. Погибель ужасная, вечные мученья ждут нас, —
говорил он дрожащим, плачущим
голосом. — Как спастись? Братья, как спастись из этого ужасного пожара? Он объял уже дом, и нет выхода.
Оратор вдруг открыл лицо и вызвал на нем очень похожую на настоящую улыбку, которой актеры выражают радость, и сладким, нежным
голосом начал
говорить...
Сковородников, сидевший против Вольфа и всё время собиравший толстыми пальцами бороду и усы в рот, тотчас же, как только Бе перестал
говорить, перестал жевать свою бороду и громким, скрипучим
голосом сказал, что, несмотря на то, что председатель акционерного общества большой мерзавец, он бы стоял за кассирование приговора, если бы были законные основания, но так как таковых нет, он присоединяется к мнению Ивана Семеновича (Бе), сказал он, радуясь той шпильке, которую он этим подпустил Вольфу.
Он никогда не осуждал ни людей ни мероприятия, а или молчал или
говорил смелым, громким, точно он кричал,
голосом то, что ему нужно было сказать, часто при этом смеясь таким же громким смехом.
— Нельзя исправить эти недостатки, — возвышая
голос,
говорил Нехлюдов.
— Помрет, должно, —
говорила плачущим
голосом женщина с зонтиком.
— Ты
говоришь о моем намерении жениться на Катюше? Так видишь ли, я решил это сделать, но она определенно и твердо отказала мне, — сказал он, и
голос его дрогнул, как дрожал всегда, когда он
говорил об этом. — Она не хочет моей жертвы и сама жертвует, для нее, в ее положении, очень многим, и я не могу принять этой жертвы, если это минутное. И вот я еду за ней и буду там, где она будет, и буду, сколько могу, помогать, облегчать ее участь.
— В тесноте, да не в обиде, — сказал певучим
голосом улыбающийся Тарас и, как перышко, своими сильными руками поднял свой двухпудовый мешок и перенес его к окну. — Места много, а то и постоять можно, и под лавкой можно. Уж на что покойно. А то вздорить! —
говорил он, сияя добродушием и ласковостью.
Голос Новодворова наполнял всю камеру. Он один
говорил, а все молчали.
—
Говорят тебе, идол: не мои! — кричал один
голос.
— Да неужели только это? — вдруг вслух вскрикнул Нехлюдов, прочтя эти слова. И внутренний
голос всего существа его
говорил: «Да, только это».