Неточные совпадения
Нехлюдову
же было удивительно, как это он, этот дьячок, не понимает того,
что всё,
что здесь
да и везде на свете существует, существует только для Катюши, и
что пренебречь можно всем на свете, только не ею, потому
что она — центр всего.
—
Да, как
же, князь Нехлюдов? Очень приятно, мы уже встречались, — сказал председатель, пожимая руку и с удовольствием вспоминая, как хорошо и весело он танцовал — лучше всех молодых — в тот вечер, как встретился с Нехлюдовым. —
Чем могу служить?
— Ну,
что же, подрывали основы? — сказал Колосов, иронически употребляя выражение ретроградной газеты, восстававшей против суда присяжных. — Оправдали виноватых, обвинили невинных,
да?
— И пропади они пропадом, эти самые половики, они мне и вовсе не нужны. Кабы я знал,
что столько из-за них докуки будет, так не то
что искать, а приплатил бы к ним красненькую,
да и две бы отдал, только бы не таскали на допросы. Я на извозчиках рублей 5 проездил. А я
же нездоров. У меня и грыжа и ревматизмы.
Еще не успели за ним затворить дверь, как опять раздались всё те
же бойкие, веселые звуки, так не шедшие ни к месту, в котором они производились, ни к лицу жалкой девушки, так упорно заучивавшей их. На дворе Нехлюдов встретил молодого офицера с торчащими нафабренными усами и спросил его о помощнике смотрителя. Это был сам помощник. Он взял пропуск, посмотрел его и сказал,
что по пропуску в дом предварительного заключения он не решается пропустить сюда.
Да уж и поздно..
—
Да, я думаю,
что очень тяжелые, — сказал он. — Зачем
же вы исполняете эту обязанность?
—
Да, вот тебе и правый суд, ils n’en font point d’autres, [иного они не творят,] — сказал он для чего-то по-французски. — Я знаю, ты не согласен со мною, но
что же делать, c’est mon opinion bien arrêtée, [это мое твердое убеждение,] — прибавил он, высказывая мнение, которое он в разных видах в продолжение года читал в ретроградной, консервативной газете. — Я знаю, ты либерал.
Из всех выделился высокий благообразный крестьянин лет пятидесяти. Он разъяснил Нехлюдову,
что они все высланы и заключены в тюрьму за то,
что у них не было паспортов. Паспорта
же у них были, но только просрочены недели на две. Всякий год бывали так просрочены паспорта, и ничего не взыскивали, а нынче взяли
да вот второй месяц здесь держат, как преступников.
—
Да ведь эти-то не виноваты
же ни в
чем.
— Господа! Пожалуйста, пожалуйста! Не вынудьте меня принять меры строгости, — говорил смотритель, повторяя несколько раз одно и то
же. — Пожалуйста,
да ну, пожалуйста! — говорил он слабо и нерешительно. —
Что ж это? Уж давно пора. Ведь этак невозможно. Я последний раз говорю, — повторял он уныло, то закуривая, то туша свою мариландскую папироску.
— Ах,
да! Ну,
что же? Пойдем сюда.
—
Да ведь только забежала, — говорил другой голос. — Отдай, говорю. А то
что же мучаешь и скотину и ребят без молока.
—
Да нет
же. Вы поймите,
что земля не может быть предметом собственности отдельных лиц.
—
Да,
да, всё это правда, — отвечал Нехлюдов, —
что же рассказывать на улице!
—
Да, есть тут две. Так
что же вам угодно?
— В крепости? Ну, туда я могу дать тебе записку к барону Кригсмуту. C’est un très brave homme. [Это очень достойный человек.]
Да ты сам его знаешь. Он с твоим отцом товарищ. Il donne dans le spiritisme. [Он увлекается спиритизмом.] Ну,
да это ничего. Он добрый.
Что же тебе там надо?
—
Да, но этот успех огорчает меня. Стало быть,
что же там делается? Зачем
же они держали ее?
— Очень рад вас видеть, мы были старые знакомые и друзья с вашей матушкой. Видал вас мальчиком и офицером потом. Ну, садитесь, расскажите,
чем могу вам служить.
Да,
да, — говорил он, покачивая стриженой седой головой в то время, как Нехлюдов рассказывал историю Федосьи. — Говорите, говорите, я всё понял;
да,
да, это в самом деле трогательно.
Что же, вы подали прошение?
— Она? Ну,
да я не буду осуждать. Но она не понимает его.
Что же, неужели и он был за отказ? — спросила она с искренним сочувствием. — Это ужасно, как мне ее жалко! — прибавила она, вздыхая.
—
Да, кабы не вы, погибла бы совсем, — сказала тетка. — Спасибо вам. Видеть
же вас я хотела затем, чтобы попросить вас передать письмо Вере Ефремовне, — сказала она, доставая письмо из кармана. — Письмо не запечатано, можете прочесть его и разорвать или передать, —
что найдете более сообразным с вашими убеждениями, — сказала она. — В письме нет ничего компрометирующего.
—
Да, разумно сделать больно человеку, чтобы он вперед не делал того
же, за
что ему сделали больно, и вполне разумно вредному, опасному для общества члену отрубить голову.
—
Да, это было бы жестоко, но целесообразно. То
же,
что теперь делается, и жестоко и не только не целесообразно, но до такой степени глупо,
что нельзя понять, как могут душевно здоровые люди участвовать в таком нелепом и жестоком деле, как уголовный суд.
— Вот так-то, хороша-хороша,
да до поры до времени, а попади ей вожжа под хвост, она то сделает,
что и вздумать нельзя… Верно я говорю. Вы меня, барин, извините. Я выпил, ну,
что же теперь делать… — сказал фабричный и стал укладываться спать, положив голову на колени улыбающейся жены.
—
Да, мое старинное занятие, — сказала она и улыбнулась. — А грязь такая,
что подумать нельзя. Уж мы чистили, чистили.
Что же, плед высох? — обратилась она к Симопсону.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь
да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков.
Да к
чему же говорить? я и без того их знаю.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то
же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика
да бутылки толстобрюшки!
Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать,
что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)
Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного;
да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий.
Да я так только заметил вам. Насчет
же внутреннего распоряжения и того,
что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать.
Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.