Неточные совпадения
В сделанный перерыв из этой залы вышла та самая старушка, у которой гениальный адвокат сумел отнять ее имущество в пользу дельца,
не имевшего на это имущество никакого права, — это знали и судьи, а тем более истец и его адвокат; но придуманный ими ход был такой, что
нельзя было
не отнять имущество у старушки и
не отдать его дельцу.
Убедившись, что Нехлюдов
не в духе, и
нельзя его вовлечь в приятный и умный разговор, Софья Васильевна обратилась к Колосову с вопросом об его мнении о новой драме таким тоном, как будто это мнение Колосова должно было решить всякие сомнения, и каждое слово этого мнения должно быть увековечено.
Это было тем более отвратительно, что в этой же комнате три месяца тому назад лежала эта женщина, ссохшаяся, как мумия, и всё-таки наполнявшая мучительно тяжелым запахом, который ничем
нельзя было заглушить,
не только всю комнату, но и весь дом.
«
Нельзя бросить женщину, которую я любил, и удовлетвориться тем, что я заплачу деньги адвокату и избавлю ее от каторги, которой она и
не заслуживает, загладить вину деньгами, как я тогда думал, что сделал что должно, дав ей деньги».
Так же трудно показалось нынче утром сказать всю правду Мисси. Опять
нельзя было начинать говорить, — это было бы оскорбительно. Неизбежно должно было оставаться, как и во многих житейских отношениях, нечто подразумеваемое. Одно он решил нынче утром: он
не будет ездить к ним и скажет правду, если спросят его.
Назначенный же от суда защитник доказывал, что кража совершена
не в жилом помещении, и что потому, хотя преступление и
нельзя отрицать, но всё-таки преступник еще
не так опасен для общества, как это утверждал товарищ прокурора.
Кроме того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов таким странным, напряженным голосом, что ничего
нельзя было понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было, как Христос, воскресши, прежде чем улететь на небо и сесть по правую руку своего отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и как велел им проповедывать Евангелие всей твари, причем объявил, что тот, кто
не поверит, погибнет, кто же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет говорить новыми языками, будет брать змей и, если выпьет яд, то
не умрет, а останется здоровым.
Он верил
не в то, что из хлеба сделалось тело, что полезно для души произносить много слов или что он съел действительно кусочек Бога, — в это
нельзя верить, — а верил в то, что надо верить в эту веру.
В темном, холодном карцере
не было ни кровати, ни стола, ни стула, так что посаженный сидел или лежал на грязном полу, где через него и на него бегали крысы, которых в карцере было очень много и которые были так смелы, что в темноте
нельзя было уберечь хлеба.
—
Нельзя здесь дожидаться, пожалуйте в контору, — опять обратился фельдфебель к Нехлюдову, и Нехлюдов уже хотел уходить, когда из задней двери вышел смотритель, еще более смущенный, чем его подчиненные. Он
не переставая вздыхал. Увидав Нехлюдова, он обратился к надзирателю.
— Ну, всё-таки я вам скажу, по мере сил приносить пользу, всё-таки, что могу, смягчаю. Кто другой на моем месте совсем бы
не так повел. Ведь это легко сказать: 2000 с лишним человек, да каких. Надо знать, как обойтись. Тоже люди, жалеешь их. А распустить тоже
нельзя.
— Разумеется, талант надо совершенствовать,
нельзя зарывать, но в маленькой квартире, знаете, тяжело бывает, — продолжал смотритель разговор,
не обращая на этих арестантов никакого внимания, и, усталыми шагами волоча ноги, прошел, сопутствуемый Нехлюдовым, в сборную.
Он
не замечал серьезного выражения лица Нехлюдова,
не слушал его и неудержимо влек его в гостиную, так что
нельзя было отказаться, и Нехлюдов шел с ним.
—
Нельзя, — сказал Нехлюдов, уже вперед приготовив свое возражение. — Если всем разделить поровну, то все те, кто сами
не работают,
не пашут, — господа, лакеи, повара, чиновники, писцы, все городские люди, — возьмут свои паи да и продадут богатым. И опять у богачей соберется земля. А у тех, которые на своей доле, опять народится народ, а земля уже разобрана. Опять богачи заберут в руки тех, кому земля нужна.
Он чувствовал, что
не давать просящим и, очевидно, бедным людям денег, которых у него было много,
нельзя было.
Приехав в Петербург и остановившись у своей тетки по матери, графини Чарской, жены бывшего министра, Нехлюдов сразу попал в самую сердцевину ставшего ему столь чуждого аристократического общества. Ему неприятно было это, а
нельзя было поступить иначе. Остановиться
не у тетушки, а в гостинице, значило обидеть ее, и между тем тетушка имела большие связи и могла быть в высшей степени полезна во всех тех делах, по которым он намеревался хлопотать.
Не говоря о домашних отношениях, в особенности при смерти его отца, панихидах по нем, и о том, что мать его желала, чтобы он говел, и что это отчасти требовалось общественным мнением, — по службе приходилось беспрестанно присутствовать на молебнах, освящениях, благодарственных и тому подобных службах: редкий день проходил, чтобы
не было какого-нибудь отношения к внешним формам религии, избежать которых
нельзя было.
В конторе в этот раз никого
не было. Смотритель сел за стол, перебирая лежавшие на нем бумаги, очевидно намереваясь присутствовать сам при свидании. Когда Нехлюдов спросил его,
не может ли он видеть политическую Богодуховскую, то смотритель коротко ответил, что этого
нельзя.
— Да, это было бы жестоко, но целесообразно. То же, что теперь делается, и жестоко и
не только
не целесообразно, но до такой степени глупо, что
нельзя понять, как могут душевно здоровые люди участвовать в таком нелепом и жестоком деле, как уголовный суд.
—
Нельзя, господин, подходить к партии —
не полагается, — кричал он, подходя.
— Теперь
нельзя. На вокзале можете, а здесь
не полагается.
Не отставай, марш! — крикнул он на арестантов и, бодрясь, несмотря на жару, рысью перебежал в своих новых щегольских сапогах к своему месту.
— Вы говорите,
не надо ли чего, — сказала Маслова, стараясь удержать губы от радостной улыбки, —
нельзя ли эту женщину оставить, а то мучается. Вот бы сказали начальству.
— Господин,
нельзя разговаривать, — послышался голос конвойного унтер-офицера. Это был
не тот, который пустил Нехлюдова.
— Если можно признать, что что бы то ни было важнее чувства человеколюбия, хоть на один час и хоть в каком-нибудь одном, исключительном случае, то нет преступления, которое
нельзя бы было совершать над людьми,
не считая себя виноватым».
— Нет, дедушка, мой —
не такой человек.
Не то что глупостей каких, он как красная девушка. Денежки все до копеечки домой посылает. А уж девчонке рад, рад был, что и сказать
нельзя, — сказала женщина, улыбаясь.
Офицер требовал, чтобы были надеты наручни на общественника, шедшего в ссылку и во всю дорогу несшего на руках девочку, оставленную ему умершей в Томске от тифа женою. Отговорки арестанта, что ему
нельзя в наручнях нести ребенка, раздражили бывшего
не в духе офицера, и он избил непокорившегося сразу арестанта. [Факт, описанный в книге Д. А. Линева: «По этапу».]
— А
нельзя ли,
не вызывая ее, допустить меня в помещение? — сказал Нехлюдов.
Он знал, что в том положении, в которое они были поставлены,
нельзя было
не быть такими, как они, и всё-таки
не мог подавить своего отвращения к ним.
И он был вполне уверен, что программа эта исчерпывала все вопросы, и
нельзя было
не исполнить ее.
«А годов сколько?» — Я, говорю,
не считаю, да и счесть
нельзя, потому что я всегда был, всегда и буду.
— Нечего прощать. Ты меня
не обидел. А и обидеть меня
нельзя, — сказал старик и стал на плечо надевать снятую сумку. Между тем перекладную телегу выкатили и запрягли лошадей.
Несмотря на то, что генерал
не разрешил ему посещения острога утром, Нехлюдов, зная по опыту, что часто то, чего никак
нельзя достигнуть у высших начальников, очень легко достигается у низших, решил всё-таки попытаться проникнуть в острог теперь с тем, чтобы объявить Катюше радостную новость и, может быть, освободить ее и вместе с тем узнать о здоровье Крыльцова и передать ему и Марье Павловне то, что сказал генерал.