Из-под ворот текли на улицу зловонные ручьи. Все накопившиеся за зиму запахи оттаяли и мутным туманом стояли в воздухе. В гнилых испарениях улицы, около белой, облупившейся стены женского монастыря,
сидел в грязи лохматый нищий и смотрел исподлобья. Черная монашенка смиренно кланялась.
Неточные совпадения
За углом, на тумбе,
сидел, вздрагивая всем телом, качаясь и тихонько всхлипывая, маленький, толстый старичок с рыжеватой бородкой,
в пальто, измазанном
грязью; старичка с боков поддерживали двое: постовой полицейский и человек
в котелке, сдвинутом на затылок; лицо этого человека было надуто, глаза изумленно вытаращены, он прилаживал мокрую, измятую фуражку на голову старика и шипел, взвизгивал:
Смотритель, человек уже старый, угрюмый, с волосами, нависшими над самым носом, с маленькими заспанными глазами, на все мои жалобы и просьбы отвечал отрывистым ворчаньем,
в сердцах хлопал дверью, как будто сам проклинал свою должность, и, выходя на крыльцо, бранил ямщиков, которые медленно брели по
грязи с пудовыми дугами на руках или
сидели на лавке, позевывая и почесываясь, и не обращали особенного внимания на гневные восклицания своего начальника.
— И ведь
в какое время, непутевый, пришел! — сказала она уже мягче, — две недели сряду дождик льет, все дороги затопил, за сеном
в поле проехать нельзя, а он шлепает да шлепает по
грязи. И хоть бы написал, предупредил… Ну, ин скидавай полушубок-то,
сиди здесь, покуда я муженьку не отрапортую.
Человек, ехавший на дрожках, привстал, посмотрел вперед и, спрыгнув
в грязь, пошел к тому, что на подобных улицах называется «тротуарами». Сделав несколько шагов по тротуару, он увидел, что передняя лошадь обоза лежала, барахтаясь
в глубокой
грязи. Около несчастного животного, крича и ругаясь, суетились извозчики, а
в сторонке, немножко впереди этой сцены, прислонясь к заборчику,
сидела на корточках старческая женская фигура
в ватошнике и с двумя узелками
в белых носовых платках.
— А третий сорт: трудом, потом и кровью христианской выходим мы, мужики,
в люди. Я теперича вон
в сапогах каких
сижу, — продолжал Макар Григорьев, поднимая и показывая свою
в щеголеватый сапог обутую ногу, —
в грязи вот их не мачивал, потому все на извозчиках езжу; а было так, что приду домой, подошвы-то от сапог отвалятся, да и ноги все
в крови от ходьбы: бегал это все я по Москве и работы искал; а
в работниках жить не мог, потому — я горд, не могу, чтобы чья-нибудь власть надо мной была.