Он показал ей, что и где писать, и она села за стол, оправляя левой рукой рукав правой; он же
стоял над ней и молча глядел на ее пригнувшуюся к столу спину, изредка вздрагивавшую от сдерживаемых рыданий, и в душе его боролись два чувства — зла и добра: оскорбленной гордости и жалости к ней, страдающей, и последнее чувство победило.
Неточные совпадения
Он пришел в столовую. Тетушки нарядные, доктор и соседка
стояли у закуски. Всё было так обыкновенно, но в душе Нехлюдова была буря. Он не понимал ничего из того, что ему говорили, отвечал невпопад и думал только о Катюше, вспоминая ощущение этого последнего поцелуя, когда он догнал ее в коридоре. Он ни о чем другом не мог думать. Когда она входила в комнату, он, не глядя на нее, чувствовал всем существом своим ее присутствие и должен был делать усилие
над собой, чтобы не смотреть на нее.
В первой комнате, с большой выступающей облезлой печью и двумя грязными окнами,
стояла в одном углу черная мерка для измерения роста арестантов, в другом углу висел, — всегдашняя принадлежность всех мест мучительства, как бы в насмешку
над его учением, — большой образ Христа.
Над толпой у двора старосты
стоял говор, но как только Нехлюдов подошел, говор утих, и крестьяне, так же как и в Кузминском, все друг за другом поснимали шапки. Крестьяне этой местности были гораздо серее крестьян Кузминского; как девки и бабы носили пушки в ушах, так и мужики были почти все в лаптях и самодельных рубахах и кафтанах. Некоторые были босые, в одних рубахах, как пришли с работы.
Ветру не было, и поднимаемая тысячью ног пыль
стояла всё время
над арестантами двигавшимися по середине улицы.
У забора, в тени деревьев, сняв фуражки,
стояли два мальчика-реалиста
над присевшим перед ними на коленки морожеником.
Над ним
стояли нахмуренный городовой, разносчик, почтальон, приказчик, старая женщина с зонтиком и стриженый мальчик с пустой корзиной.
То, что почти целый год для Вронского составляло исключительно одно желанье его жизни, заменившее ему все прежние желания; то, что для Анны было невозможною, ужасною и тем более обворожительною мечтою счастия, — это желание было удовлетворено. Бледный, с дрожащею нижнею челюстью, он
стоял над нею и умолял успокоиться, сам не зная, в чем и чем.
Няня не обманула: ночь пролетела как краткое мгновение, которого я и не заметил, и бабушка уже
стояла над моею кроваткою в своем большом чепце с рюшевыми мармотками и держала в своих белых руках новенькую, чистую серебряную монету, отбитую в самом полном и превосходном калибре.
Макаров
постоял над ним с минуту, совершенно не похожий на себя, приподняв плечи, сгорбясь, похрустывая пальцами рук, потом, вздохнув, попросил Клима:
— Извольте принять! — крикнул он, весь багровый от гнева, — я не обязан
стоять над вами; а то после скажете, что не получили. Сосчитайте.
Неточные совпадения
Уж налились колосики. //
Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, // Как много люди Божии // Побились
над тобой, // Покамест ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И стало перед пахарем, // Как войско пред царем! // Не столько росы теплые, // Как пот с лица крестьянского // Увлажили тебя!..»
Над ним с зеленым зонтиком //
Стоял дворовый преданный, // Другой рукой отмахивал // Слепней и комаров.
«Уйди!..» — вдруг закричала я, // Увидела я дедушку: // В очках, с раскрытой книгою //
Стоял он перед гробиком, //
Над Демою читал. // Я старика столетнего // Звала клейменым, каторжным. // Гневна, грозна, кричала я: // «Уйди! убил ты Демушку! // Будь проклят ты… уйди!..»
Г-жа Простакова (
стоя на коленях). Ах, мои батюшки, повинную голову меч не сечет. Мой грех! Не губите меня. (К Софье.) Мать ты моя родная, прости меня. Умилосердись надо мною (указывая на мужа и сына) и
над бедными сиротами.
Кити
стояла с засученными рукавами у ванны
над полоскавшимся в ней ребенком и, заслышав шаги мужа, повернув к нему лицо, улыбкой звала его к себе. Одною рукою она поддерживала под голову плавающего на спине и корячившего ножонки пухлого ребенка, другою она, равномерно напрягая мускул, выжимала на него губку.