Неточные совпадения
В особенности развращающе действует на военных такая жизнь потому, что если невоенный человек ведет такую жизнь, он в глубине
души не может не стыдиться такой жизни. Военные же люди считают, что это так должно быть, хвалятся, гордятся такою жизнью, особенно в военное время, как это было
с Нехлюдовым, поступившим в военную службу после объявления войны Турции. «Мы готовы жертвовать жизнью на войне, и потому такая беззаботная, веселая жизнь не только простительна, но и необходима для нас. Мы и ведем ее».
Так казалось Нехлюдову, когда он взглядывал на ее стройную фигуру в белом платье
с складочками и на сосредоточенно радостное лицо, по выражению которого он видел, что точь-в-точь то же, что поет в его
душе, поет и в ее
душе.
В глубине, в самой глубине
души он знал, что поступил так скверно, подло, жестоко, что ему,
с сознанием этого поступка, нельзя не только самому осуждать кого-нибудь, но смотреть в глаза людям, не говоря уже о том, чтобы считать себя прекрасным, благородным, великодушным молодым человеком, каким он считал себя. А ему нужно было считать себя таким для того, чтобы продолжать бодро и весело жить. А для этого было одно средство: не думать об этом. Так он и сделал.
Когда судебный пристав
с боковой походкой пригласил опять присяжных в залу заседания, Нехлюдов почувствовал страх, как будто не он шел судить, но его вели в суд. В глубине
души он чувствовал уже, что он негодяй, которому должно быть совестно смотреть в глаза людям, а между тем он по привычке
с обычными, самоуверенными движениями, вошел на возвышение и сел на свое место, вторым после старшины, заложив ногу на ногу и играя pince-nez.
С Нехлюдовым не раз уже случалось в жизни то, что он называл «чисткой
души». Чисткой
души называл он такое душевное состояние, при котором он вдруг, после иногда большого промежутка времени, сознав замедление, а иногда и остановку внутренней жизни, принимался вычищать весь тот сор, который, накопившись в его
душе, был причиной этой остановки.
В те 8 месяцев, во время которых она, будучи взята на поруки, ожидала суда, она не только помирилась
с мужем, но так полюбила его, что суд застал ее живущей
с мужем
душа в
душу.
— Уж очень он меня измучал — ужасный негодяй. Хотелось
душу отвести, — сказал адвокат, как бы оправдываясь в том, что говорит не о деле. — Ну-с, о вашем деле… Я его прочел внимательно и «содержания оной не одобрил», как говорится у Тургенева, т. е. адвокатишко был дрянной и все поводы кассации упустил.
— Беспременно скажи про нас, — говорила ей старуха Меньшова, в то время как Маслова оправляла косынку перед зepкалом
с облезшей наполовину ртутью, — не мы зажгли, а он сам, злодей, и работник видел; он
души не убьет. Ты скажи ему, чтобы он Митрия вызвал. Митрий всё ему выложит, как на ладонке; а то что ж это, заперли в зàмок, а мы и духом не слыхали, а он, злодей, царствует
с чужой женой, в кабаке сидит.
Нехлюдову вспомнилось всё это и больше всего счастливое чувство сознания своего здоровья, силы и беззаботности. Легкие, напруживая полушубок, дышат морозным воздухом, на лицо сыплется
с задетых дугой веток снег, телу тепло, лицу свежо, и на
душе ни забот, ни упреков, ни страхов, ни желаний. Как было хорошо! А теперь? Боже мой, как всё это было мучительно и трудно!..
— Да-с, удивительные порядки, — как бы продолжал прерванный разговор словоохотливый молодой человек, спускаясь
с Нехлюдовым вместе
с лестницы. — Спасибо еще капитан — добрый человек, не держится правил. Всё поговорят — отведут
душу.
В комнате в углу стояло старинное кресло красного дерева
с инкрустациями, и вид этого кресла, которое он помнил в спальне матери, вдруг поднял в
душе Нехлюдова совершенно неожиданное чувство.
— У меня вон они 12
душ, — продолжал старик, указывая на двух женщин, которые
с сбившимися платками, потные, подоткнувшись,
с голыми, до половины испачканными навозной жижей икрами стояли
с вилами на уступе невычищенного еще навоза. — Что ни месяц, то купи 6 пудов, а где их взять?
— Своего?! —
с презрительной усмешкой сказал старик. — У меня земли на 3
души, а нынче всего 8 копен собрали, — до Рожества не хватило.
Одно он знал — это то, что она изменилась, и в ней шла важная для ее
души перемена, и эта перемена соединяла его не только
с нею, но и
с тем, во имя кого совершалась эта перемена.
В то время, как один из денщиков, исполнявший должность камердинера, вошел
с карточкой Нехлюдова, посредством блюдечка говорила
душа Иоанны д’Арк.
Он сидел, не облокотившись, прямо, на маленьком стуле и внимательно слушал ее, стараясь хорошенько понять и хорошенько ответить. Настроение, вызванное в нем последним свиданием
с Масловой, еще продолжало наполнять его
душу спокойной радостью и благорасположением ко всем людям.
Нехлюдов же, не говоря о досаде, которую он испытывал за то, что зять вмешивался в его дела
с землею (в глубине
души он чувствовал, что зять и сестра и их дети, как наследники его, имеют на это право), негодовал в
душе на то, что этот ограниченный человек
с полною уверенностью и спокойствием продолжал считать правильным и законным то дело, которое представлялось теперь Нехлюдову несомненно безумными преступным.
Когда Маслова поступила к ним, Марья Павловна почувствовала к ней отвращение, гадливость. Катюша заметила это, но потом также заметила, что Марья Павловна, сделав усилие над собой, стала
с ней особенно ласкова и добра. И ласка и доброта такого необыкновенного существа так тронули Маслову, что она всей
душой отдалась ей, бессознательно усваивая ее взгляды и невольно во всем подражая ей. Эта преданная любовь Катюши тронула Марью Павловну, и она также полюбила Катюшу.
Это чувство как будто раскрыло в
душе Нехлюдова поток любви, не находивший прежде исхода, а теперь направлявшийся на всех людей,
с которыми он встречался.
— Всё дело в ней, мне ведь нужно только, чтобы эта пострадавшая
душа отдохнула, — сказал Симонсон, глядя на Нехлюдова
с такой детской нежностью, какой никак нельзя было ожидать от этого мрачного вида человека.