Иван Макарович. Да вот не любил, когда у вас деньги были. Заплатил бы тогда в хор тысяч десять и взял бы
честь честью. А теперь промотал, крадучи увел. Стыдно, барин. Стыдно.
Неточные совпадения
Князь Абрезков. Как же, я имел
честь быть представленным. (Shake hands [Здороваются за руку (англ.).]. Садятся.) Моя племянница Нелли мне часто говорит про вас.
Лиза. Да, он нигде
почти не бывал.
Федя. Ты, Настасья Ивановна, напрасно на меня думаешь. Твоя дочь мне как сестра. Я ее
честь берегу. И ты не думай. А люблю ее. Что же делать.
Федя. С кем имею
честь?.. (Узнает.) Ах, князь Сергей Дмитриевич. (Здоровается.)
Если, может быть, на них есть оттенок поэтичности, то это все-таки не уничтожает чистоты —
чести этой девушки.
Он прекрасный, честный, нравственный человек,
почти что противуположность мне.
Потом, когда установились наши дружеские отношения и я чувствовал, что ты ласкова ко мне, что есть в нашей дружбе маленькая искра чего-то большего, чем дружба, я был уже
почти счастлив.
Проводы, разумеется, были самые родственные. Все домочадцы высыпали на крыльцо; сестрицы
честь честью перецеловались, братец перекрестил отъезжавших и сказал: напрасно, — а сестрице Марье Порфирьевне даже пригрозил, вымолвив: «Это все ты, смутьянка!» Затем желтый рыдван покатился.
Лебедев явился с чрезвычайною поспешностью, «за
честь почитая», как он тотчас же и начал при входе; как бы и тени не было того, что он три дня точно прятался и видимо избегал встречи с князем.
Из кабака Кишкин отправился к Петру Васильичу, который сегодня случился дома. Это был испитой мужик, кривой на один глаз. На сходках он был первый крикун. На Фотьянке у него был лучший дом, единственный новый дом и даже с новыми воротами. Он принял гостя
честь честью и все поглядывал на него своим уцелевшим оком. Когда Кишкин объяснил, что ему было нужно, Петр Васильевич сразу смекнул, в чем дело.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на
почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Артемий Филиппович. Имею
честь представиться: попечитель богоугодных заведений, надворный советник Земляника.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая
честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую
честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая
честь… Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.