Неточные совпадения
Как только с распространением грамотности и печати люди стали узнавать евангелие и понимать то, что в нем написано, люди не могли уже, несмотря на все извороты
церкви, не увидать того бьющего в глаза противоречия, которое было между государственным
устройством, поддерживаемым
церковью, и учением евангелия. Евангелие прямо отрицало и
церковь и государство с своими властями.
А между тем учение это в его истинном значении было не только ясно выражено в тех, признаваемых
церквами божественным откровением, книгах евангелия, которое было нераздельно с извращенным учением, но учение это было до такой степени свойственно, родственно душам человеческим, что, несмотря на всё загромождение и извращение учения ложными догматами, наиболее чуткие к истине люди всё чаще и чаще воспринимали учение в его истинном значении и всё яснее и яснее видели противоречие
устройства мира с истинным христианским учением.
Не говоря уже об учителях
церкви древнего мира: Татиане, Клименте, Оригене, Тертуллиане, Киприане, Лактанции и других, противоречие это сознавалось и в средние века, в новое же время выяснялось всё больше и больше и выражалось и в огромном количестве сект, отрицающих противное христианству государственное
устройство с необходимым условием существования его — насилием, и в самых разнообразных гуманитарных учениях, даже не признающих себя христианскими, которые все, так же, как и особенно распространившиеся в последнее время учения социалистические, коммунистические, анархические, суть не что иное, как только односторонние проявления отрицающего насилие христианского сознания в его истинном значении.
То, что говорил отказавшийся на суде, говорилось давно, с самого начала христианства. Самые искренние и горячие отцы
церкви говорили то же самое о несовместимости христианства с одним из основных неизбежных условий существования государственного
устройства, — с войском, то есть, что христианин не может быть солдатом, то есть быть готовым убивать всех, кого ему прикажут.
Одни люди, большинство рабочего народа, продолжая по преданию исполнять то, чего требуют
церкви, и отчасти вера в это учение, без малейшего сомнения верят, именно верят, и в то, возникшее в церковной вере и основанное на насилии государственное
устройство, которое ни в каком случае не может быть совместимо с христианским учением в его истинном значении.
В 1747 году 4 декабря Елизавета Петровна указом повелела выстроить церковь в новостроящемся дворце, что у Аничкова моста, во имя Воскресения Христова, в больших палатах, во флигеле, что на Невской перспективе. Работы по
устройству церкви продолжались до конца 1750 года, под надзором графа Растрелли. Место для императрицы было поручено сделать столярному мастеру Шмидту, по рисунку Баджелли, резные же работы были отданы мастеру Дункорту.
Церковь пришла в состояние полного нестроения, и собор должен был заняться бытовым
устройством церкви, определением ее отношения к государству, установлением патриархата и т. п.
Неточные совпадения
А дабы сообщить этому
устройству нарочитую прочность, Капотт изъявил готовность присоединиться к единой истинной православной греко-российской
церкви.
«Для объяснения этого закона Хельчицкий указывает на первобытное
устройство христианского общества, — то
устройство, которое, говорит он, считается теперь в римской
церкви гнусным еретичеством.
«Эта первобытная
церковь была его собственным идеалом общественного
устройства, основанного на равенстве, свободе и братстве. Христианство, по мнению Хельчицкого, до сих пор хранит в себе эти основания, нужно только, чтоб общество возвратилось к его чистому учению, и тогда оказался бы излишним всякий иной порядок, которому нужны короли и папы: во всем достаточно одного закона любви…
Часа через три он возвратился с сильной головной болью, приметно расстроенный и утомленный, спросил мятной воды и примочил голову одеколоном; одеколон и мятная вода привели немного в порядок его мысли, и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него в голове шла репетиция всего виденного, от передней начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут с жандармом, двумя купцами первой гильдии и двумя лакеями, которые здоровались и прощались со всеми входящими и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы, протягивали руку, ту руку, которая имела счастие ежедневно подсаживать генерала в карету, — до гостиной губернского предводителя, в которой почтенный представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться гражданской форме, как в военной службе, что она дает человеку главное; конечно, имея главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у себя в деревне каменную
церковь и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить в кавалерии и заниматься
устройством имения, играют в карты, держат француженок и ездят в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.
Здесь установлялась особая, священно-эротическая связь с народом, ощутимая только для
Церкви и существовавшая поверх всякого правового утилитаризма и государственного
устройства, вш отношения к формам «конституции».