Неточные совпадения
Адвокат говорил о том,
как вопрос о разводе занимал теперь общественное мнение в Европе,
и как у нас всё чаще
и чаще являлись
такие же случаи. Заметив, что его голос один слышен, адвокат прекратил свою речь
и обратился к старику.
— Неужели
же лучше
так жениться,
как в старину, когда жених
и невеста
и не видали даже друг друга? — продолжала она, по привычке многих дам отвечая не на слова своего собеседника, а на те слова, которые она думала, что он скажет.
— Нет, сударыня, этому времени пройти нельзя.
Как была она, Ева, женщина, из ребра мужнина сотворена,
так и останется до скончания века, — сказал старик,
так строго
и победительно тряхнув головой, что приказчик тотчас
же решил, что победа на стороне купца,
и громко засмеялся.
Как пьяницу
и морфиниста можно узнать тотчас
же по лицу, по приемам, точно
так же и блудника.
— Нет, впрочем
так лучше,
так лучше! — вскрикнул он. — Поделом мне! Но не в том дело. Я хотел сказать, что обмануты тут ведь только одни несчастные девушки. Матери
же знают это, особенно матери, воспитанные своими мужьями, знают это прекрасно.
И притворяясь, что верят в чистоту мужчин, они на деле действуют совсем иначе. Они знают, на
какую удочку ловить мужчин для себя
и для своих дочерей.
Точно
так же как евреи,
как они своей денежной властью отплачивают за свое угнетение,
так и женщины.
Другое, чем я гордился, было то, что другие женились с намерением вперед продолжать жить в
таком же многоженстве, в
каком они жили до брака; я
же имел твердое намерение держаться после свадьбы единобрачия,
и не было пределов моей гордости перед собой за это.
Я не знал еще тогда, что это общая участь, но что все
так же,
как я, думают, что это их исключительное несчастье, скрывают это исключительное, постыдное свое несчастие не только от других, но
и от самих себя, сами себе не признаются в этом.
Виновата
же была, разумеется, не она. Она была
такая же,
как и все,
как большинство. Воспитана она была,
как того требует положение женщины в нашем обществе,
и поэтому
как и воспитываются все без исключения женщины обеспеченных классов,
и как они не могут не воспитываться. Толкуют о каком-то новом женском образовании. Bсё пустые слова: образование женщины точно
такое,
какое должно быть при существующем не притворном, а истинном, всеобщем взгляде на женщину.
Гимназии
и курсы не могут изменить этого. Изменить это может только перемена взгляда мужчин на женщин
и женщин самих на себя. Переменится это только тогда, когда женщина будет считать высшим положением положение девственницы, а не
так,
как теперь, высшее состояние человека — стыдом, позором. Пока
же этого нет, идеал всякой девушки,
какое бы ни было ее образование, будет всё-таки тот, чтобы привлечь к себе
как можно больше мужчин,
как можно больше самцов, с тем чтобы иметь возможность выбора.
Я особенно ревновал в это время, во-первых, потому, что жена испытывала то свойственное матери беспокойство, которое должно вызывать беспричинное нарушение правильного хода жизни; во-вторых, потому, что, увидав,
как она легко отбросила нравственную обязанность матери, я справедливо, хотя
и бессознательно, заключил, что ей
так же легко будет отбросить
и супружескую, тем более, что она была совершенно здорова
и, несмотря на запрещение милых докторов, кормила следующих детей сама
и выкормила прекрасно.
Да, дети живы
и растут
такими же дикарями,
как и все вокруг них. Я видел их, три раза видел. Ничего я не могу для них сделать. Ничего. Еду к себе теперь на юг. У меня там домик
и садик.
Ведь если бы она была совсем животное, она
так бы не мучалась; если
же бы она была совсем человек, то у ней была бы вера в Бога,
и она бы говорила
и думала,
как говорят верующие бабы: «Бог дал, Бог
и взял, от Бога не уйдешь».
Так мы
и жили, в постоянном тумане не видя того положения, в котором мы находились.
И если бы не случилось того, что случилось,
и я
так же бы прожил еще до старости, я
так бы
и думал, умирая, что я прожил хорошую жизнь, не особенно хорошую, но
и не дурную,
такую,
как все; я бы не понимал той бездны несчастья
и той гнусной лжи, в которой я барахтался.
А мы были два ненавидящих друг друга колодника, связанных одной цепью, отравляющие жизнь друг другу
и старающиеся не видать этого. Я еще не знал тогда, что 0,99 супружеств живут в
таком же аду,
как и я жил,
и что это не может быть иначе. Тогда я еще не знал этого ни про других ни про себя.
Он пожал мне руку
и тотчас
же с улыбкой, которая мне прямо казалась насмешливой, начал объяснить мне, что он принес ноты для приготовления к воскресенью,
и что вот между ними несогласие, что играть: более трудное
и классическое, именно Бетховенскую сонату со скрипкой, или маленькие вещицы? Всё было
так естественно
и просто, что нельзя было ни к чему придраться, а вместе с тем я был уверен, что всё это было неправда, что они сговаривались о том,
как обмануть меня.
«Да, оскорбить, унизить, опозорить
и поставить меня
же в виноватых», сказал я себе,
и вдруг меня охватила
такая страшная злоба к ней,
какой я никогда еще не испытывал.
Оттого ли, что, сев в вагон, я живо представил себя уже приехавшим, или оттого, что железная дорога
так возбуждающе действует на людей, но только с тех пор,
как я сел в вагон, я уже не мог владеть своим воображением,
и оно не переставая с необычайной яркостью начало рисовать мне разжигающие мою ревность картины, одну за другой
и одну циничнее другой,
и всё о том
же, о том, что происходило там, без меня,
как она изменяла мне.
Я был
как зверь в клетке: то я вскакивал, подходил к окнам, то, шатаясь, начинал ходить, стараясь подогнать вагон; но вагон со всеми лавками
и стеклами всё точно
так же подрагивал, вот
как наш…
Я не мог продохнуть
и не мог остановить трясущихся челюстей. «Да, стало быть, не
так,
как я думал: то прежде я думал — несчастье, а оказывалось всё хорошо, по-старому. Теперь
же вот не по-старому, а вот оно всё то, что я представлял себе
и думал, что только представлял, а вот оно всё в действительности. Вот оно всё…
«Пойти к ней?» задал я себе вопрос.
И тотчас
же ответил, что надо пойти к ней, что, вероятно, всегда
так делается, что когда муж,
как я, убил жену, то непременно надо итти к ней. «Если
так делается, то надо итти, — сказал я себе. — Да если нужно будет, всегда успею», подумал я о своем намерении застрелиться
и пошел зa нею. «Теперь будут фразы, гримасы, но я не поддамся им», сказал я себе.