Неточные совпадения
Статья г-на Э. Кросби об отношении Шекспира к рабочему народу навела меня на мысль высказать и мое, давно установившееся, мнение о произведениях Шекспира, совершенно противоположное
тому, которое установилось о нем во всем европейском
мире.
Но, прочтя одно за другим считающиеся лучшими его произведения: «Короля Лира», «Ромео и Юлию», «Гамлета», «Макбета», я не только не испытал наслаждения, но почувствовал неотразимое отвращение, скуку и недоумение о
том, я ли безумен, находя ничтожными и прямо дурными произведения, которые считаются верхом совершенства всем образованным
миром, или безумно
то значение, которое приписывается этим образованным
миром произведениям Шекспира.
Недоумение мое усиливалось
тем, что я всегда живо чувствовал красоты поэзии во всех ее формах; почему же признанные всем
миром за гениальные художественные произведения сочинения Шекспира не только не нравились мне, но были мне отвратительны?
Есть часовни в соборах высшего человеческого искусства, как и в его внутренней жизни, не созданные для
того, чтобы быть открытыми для глаз и ног
мира.
Он говорит еще, что в
то время, как они будут жить в тюрьме, мимо них пройдут заговоры, секты и волнения сильных
мира, что он с нею жертва, на которую боги прольют фимиам, что если и пожар с небес их выжжет, как лисиц из леса, он не будет плакать и что скорее проказа пожрет его глаза с мясом и кожей, чем заставит их плакать, и т. п.
Условия всякой драмы, по законам, установленным
теми самыми критиками, которые восхваляют Шекспира, заключаются в
том, чтобы действующие лица были, вследствие свойственных их характерам поступков и естественного хода событий, поставлены в такие положения, при которых, находясь в противоречии с окружающим
миром, лица эти боролись бы с ним и в этой борьбе выражали бы присущие им свойства.
Гервинус прямо говорит, что, кроме
того значения Шекспира в области драматической поэзии, в которой, по его мнению, он
то же, что «Гомер в области эпоса, Шекспир, как редчайший знаток человеческой души, представляет из себя учителя самого бесспорного этического авторитета и избраннейшего руководителя в
мире и жизни».
В чем же состоит этот бесспорный этический авторитет избраннейшего учителя в
мире и жизни? Гервинус посвящает этому разъяснению конечную главу второго
тома, около пятидесяти страниц.
А если даже это и не случится с человечеством при достижении им равенства, если любовь народностей и вечный
мир не есть
то невозможное «ничто», как выразился об этом Алонзо в «Буре», если, напротив, возможно действительное достижение стремлений к равенству,
то поэт считал бы, что наступили старость и отживание
мира, а потому и людям деятельным не стоило бы жить».)
Содержание пьес Шекспира, как это видно по разъяснению его наибольших хвалителей, есть самое низменное, пошлое миросозерцание, считающее внешнюю высоту сильных
мира действительным преимуществом людей, презирающее толпу,
то есть рабочий класс, отрицающее всякие, не только религиозные, но и гуманитарные стремления, направленные к изменению существующего строя.
И всегда происходило
то, что с огрубением религиозных форм искусство более и более уклонялось от своей первоначальной цели (при которой оно могло считаться важным делом — почти богослужением) и вместо религиозного служения задавалось не религиозными, а мирскими целями удовлетворения требованиям толпы или сильных
мира,
то есть целям развлечения и увеселения.
Содействовало этому уклонению еще и
то, что в это самое время были узнаны и восстановлены неизвестные еще до
тех пор в христианском
мире греческие мыслители, поэты и драматурги.
А так как преимущественно могли пользоваться в
то время драматическими представлениями только сильные
мира сего, короли, принцы, князья, придворные — люди, наименее религиозные и не только совершенно равнодушные к вопросам религии, но большей частью совершенно развращенные,
то, удовлетворяя требованиям своей публики, драма XV, XVI и XVII веков уже совершенно отказалась от всякого религиозного содержания.
И произошло
то, что драма, имевшая прежде высокое религиозное назначение и только при этом условии могущая занимать важное место в жизни человечества, стала, как во времена Рима, зрелищем, забавой, развлечением, но только с
той разницей, что в Риме зрелища были всенародные, в христианском же
мире XV, XVI и XVII веков это были зрелища, преимущественно предназначенные для развращенных королей и высших сословий.
Так что, как это было, когда драма была серьезным делом, и как это должно быть по существу дела, писать драму может только
тот, кому есть что сказать людям, и сказать нечто самое важное для людей, об отношении человека к богу, к
миру, ко всему вечному, бесконечному.
Но это все внешние причины, основная же, внутренняя причина славы Шекспира была и есть
та, что драмы его пришлись pro capite lectoris,
то есть соответствовали
тому арелигиозному и безнравственному настроению людей высшего сословия нашего
мира.
Он не только имеет неограниченную власть над нашим смехом и слезами, над всеми приемами страсти, остроты, мысли и наблюдения, но и владеет неограниченной областью полного фантазии вымысла ужасающего и забавного характера, владеет проницательностью и в
мире выдумок, и в
мире реальном, а надо всем этим царит одна и
та же правдивость характеров и природы и одинаковый дух человечности».
Довольно, что все вообще признают целью приближение человека к некоторому образу совершенства, не говоря, есть ли то состояние первозданной славы и невинности, или преобразование по Христу, или тысячелетнее царствие, или глубоко-добродетельная, радостная мудрость, в сем ли
мире то совершится, или по ту сторону гроба, но токмо каждый стремится к совершенству, как умеет, по любезнейшему образу своего воображения, и мудрейший не смеется ни над одним из них, хоть иногда и все заставляют его улыбаться, ибо в мозгу человеческом ко всякому нечто примешивалось.
Неточные совпадения
Городничий. Ну, а что из
того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении
мира, просто волосы дыбом поднимаются.
Ну-тка, с редута —
то с первого номеру, // Ну-тка, с Георгием — по́
миру, по́
миру!
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да
тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по
миру, // Не отойдя сосет!
Луга-то (эти самые), // Да водка, да с три короба // Посулов
то и сделали, // Что
мир решил помалчивать // До смерти старика.
«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав
миру их славные дела и предобрый
тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло».