Неточные совпадения
Если я допущу, что клеточки имеют
жизнь, то я от понятия
жизни должен отвлечь главный признак своей
жизни, сознание себя единым живым существом; если же я допущу, что я имею
жизнь, как отдельное существо, то очевидно, что клеточкам, из которых
состоит всё мое тело и о сознании которых я ничего не знаю, я никак не могу приписать того же свойства.
Мы ведь не говорим, что в клеточке есть что-то такое, что мы называем брызнъ, а говорим, что есть «
жизнь». Мы говорим: «
жизнь», потому что под этим словом разумеем не какой-то х, а вполне определенную величину, которую мы знаем все одинаково и знаем только из самих себя, как сознание себя с своим телом единым, нераздельным с собою, и потому такое понятие неотносимо к тем клеточкам, из которых
состоит мое тело.
В большем и большем уяснении этого несомненного, ненарушимого борьбою, страданиями и смертью блага человека и
состоит всё движение вперед человечества с тех пор, как мы знаем его
жизнь.
Книжники же, и не подозревая в фарисейских учениях тех разумных основ, на которых они возникли, прямо отрицают всякие учения о будущей
жизни и смело утверждают, что все эти учения не имеют никакого основания, а суть только остатки грубых обычаев невежества, и что движение вперед человечества
состоит в том, чтобы не задавать себе никаких вопросов о
жизни, выходящих за пределы животного существования человека.
Ложная наука идет дальше даже требований грубой толпы, которым она хочет найти объяснение, — она приходит к утверждению того, что с первого проблеска своего отвергает разумное сознание человека, приходит к выводам о том, что
жизнь человека, как и всякого животного,
состоит в борьбе за существование личности, рода и вида.
В исполнении этого закона, в подчинении своего животного закону разума, для достижения блага, и
состоит наша
жизнь.
Не понимая того, что благо и
жизнь наша
состоят в подчинении своей животной личности закону разума, и принимая благо и существование своей животной личности за всю нашу
жизнь, и отказываясь от предназначенной нам работы
жизни, мы лишаем себя истинного нашего блага и истинной нашей
жизни и на место ее подставляем то видимое нам существование нашей животной деятельности, которое совершается независимо от нас и потому не может быть нашей
жизнью.
Точно так же и человек, как бы он хорошо ни знал закон, управляющий его животною личностью, и те законы, которые управляют веществом, эти законы не дадут ему ни малейшего указания на то, как ему поступить с тем куском хлеба, который у него в руках: отдать ли его жене, чужому, собаке, или самому съесть его, — защищать этот кусок хлеба или отдать тому, кто его просит. А
жизнь человеческая только и
состоит в решении этих и подобных вопросов.
В этом-то большем и большем достижении блага через подчинение разуму только и
состоит то, что составляет
жизнь человеческую.
В чем бы ни
состояло истинное благо человека, для него неизбежно отречение его от блага животной личности. Отречение от блага животной личности есть закон
жизни человеческой. Если он не совершается свободно, выражаясь в подчинении разумному сознанию, то он совершается в каждом человеке насильно при плотской смерти его животного, когда он от тяжести страданий желает одного: избавиться от мучительного сознания погибающей личности и перейти в другой вид существования.
Человеку дано разумное сознание с тем, чтобы он положил
жизнь в том благе, которое открывается ему его разумным сознанием. Тот, кто в этом благе положил
жизнь, тот имеет
жизнь; тот же, кто не полагает в нем
жизни, а полагает ее в благе животной личности, тот этим самым лишает себя
жизни. В этом
состоит определение
жизни, данное Христом.
Всякий человек знает, что в чувстве любви есть что-то особенное, способное разрешать все противоречия
жизни и давать человеку то полное благо, в стремлении к которому
состоит его
жизнь. «Но ведь это чувство, которое приходит только изредка, продолжается недолго, и последствием его бывают еще худшие страдания», говорят люди, не разумеющие
жизни.
Люди, существование которых
состоит в медленном уничтожении личности и приближении к неизбежной смерти этой личности, и которые не могут не знать этого, всё время своего существования всячески стараются, — только тем и заняты, чтобы утверждать эту гибнущую личность, удовлетворять ее похотям и тем лишать себя возможности единственного блага
жизни — любви.
И поддерживая друг друга в этом обмане, люди часто до того искренно убеждаются в том, что в этом безумном толчении воды, бессмысленность которого очевидна для них самих, и
состоит жизнь, — так убеждаются в этом, что с презрением отворачиваются от призыва к настоящей
жизни, который они не переставая слышат: и в учении истины, и в примерах
жизни живых людей, и в своем заглохшем сердце, в котором никогда не заглушается до конца голос разума и любви.
Да ведь то, на чем происходят все эти перемены, — особенное отношение к миру, — то, в чем
состоит сознание истинной
жизни, началось не с рождения тела, а вне тела и вне времени.
Вся
жизнь человека с первых дней детства ведь
состоит только в этом: в сознании через страдание греха и в освобождении себя от заблуждений.
Деятельность, направленная на непосредственное любовное служение страдающим и на уничтожение общих причин страдания — заблуждений — и есть та единственная радостная работа, которая предстоит человеку и дает ему то неотъемлемое благо, в котором
состоит его
жизнь.
Волей-неволей человек должен признать, что
жизнь его не ограничивается его личностью от рождения и до смерти и что цель, сознаваемая им, есть цель достижимая и что в стремлении к ней — в сознании большей и большей своей греховности и в большем и большем осуществлении всей истины в своей
жизни и в
жизни мира и
состоит и
состояло и всегда будет
состоять дело его
жизни, неотделимой от
жизни всего мира.
В этом стремлении к благу и
состоит основа всякого познания о
жизни. Без признания того, что стремление к благу, которое чувствует в себе человек, есть
жизнь и признак всякой
жизни, невозможно никакое изучение
жизни, невозможно никакое наблюдение над
жизнью. И потому наблюдение начинается тогда, когда уже известна
жизнь, и никакое наблюдение над проявлениями
жизни не может (как это предполагает ложная наука) определить самую
жизнь.
Неточные совпадения
Неустрашимость его
состоит, следственно, не в том, чтоб презирать
жизнь свою.
Вопрос для него
состоял в следующем: «если я не признаю тех ответов, которые дает христианство на вопросы моей
жизни, то какие я признаю ответы?» И он никак не мог найти во всем арсенале своих убеждений не только каких-нибудь ответов, но ничего похожего на ответ.
Когда матушка улыбалась, как ни хорошо было ее лицо, оно делалось несравненно лучше, и кругом все как будто веселело. Если бы в тяжелые минуты
жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе. Мне кажется, что в одной улыбке
состоит то, что называют красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, то лицо прекрасно; если она не изменяет его, то оно обыкновенно; если она портит его, то оно дурно.
Жизнь в его глазах разделялась на две половины: одна
состояла из труда и скуки — это у него были синонимы; другая — из покоя и мирного веселья. От этого главное поприще — служба на первых порах озадачила его самым неприятным образом.
— Ваш гимн красоте очень красноречив, cousin, — сказала Вера, выслушав с улыбкой, — запишите его и отошлите Беловодовой. Вы говорите, что она «выше мира». Может быть, в ее красоте есть мудрость. В моей нет. Если мудрость
состоит, по вашим словам, в том, чтоб с этими правилами и истинами проходить
жизнь, то я…