Человек начинает
жить истинной жизнью, т. е. поднимается на некоторую высоту над жизнью животной, и с этой высоты видит призрачность своего животного существования, неизбежно кончающегося смертью, видит, что существование его в плоскости обрывается со всех сторон пропастями, и, не признавая, что этот подъем в высоту и есть сама жизнь, ужасается перед тем, что он увидал с высоты.
Неточные совпадения
То, что по этим суевериям
жили и
живут миллиарды людей, потому что даже и в искаженном виде они дают людям ответы на вопросы об
истинном благе
жизни, то, что учения эти не только разделяются, но служат основой мышления лучших людей всех веков, а что теории, признаваемые книжниками, разделяются только ими самими, всегда оспариваются и не
живут иногда и десятков лет, и забываются так же быстро, как возникают, не смущает их нисколько.
Жизнь свою
истинную человек делает сам, сам
проживает ее; но в тех двух видах существования, связанных с его
жизнью, — человек не может принимать участия. Тело и вещество, его составляющее, существуют сами собой.
Вне власти человека, желающего
жить, уничтожить, остановить пространственное и временное движение своего существования; но
истинная жизнь его есть достижение блага подчинением разуму, независимо от этих видимых пространственных и временных движений.
И в самом деле: что же может знать человек о том, как зарождается в нем
жизнь?
Жизнь есть свет человеков,
жизнь есть
жизнь, — начало всего; как же может знать человек о том, как она зарождается? Зарождается и погибает для человека то, что не
живет, то, что проявляется в пространстве и времени.
Жизнь же
истинная есть, и потому она для человека не может ни зарождаться, ни погибать.
Любовь
истинная есть самая
жизнь. «Мы знаем, что мы перешли от смерти в
жизнь, потому что любим братьев», говорит ученик Христа. «Не любящий брата пребывает в смерти».
Жив только тот, кто любит.
Не оттого люди ужасаются мысли о плотской смерти, что они боятся, чтобы с нею не кончилась их
жизнь, но оттого, что плотская смерть явно показывает им необходимость
истинной жизни, которой они не имеют. И от этого-то так не любят люди, не понимающие
жизни, вспоминать о смерти. Вспоминать о смерти для них всё равно, что признаваться в том, что они
живут не так, как того требует от них их разумное сознание.
Человек не боится того, что засыпает, хотя уничтожение сознания совершенно такое же, как и при смерти, не потому, что он рассудил, что он засыпал и просыпался, и потому опять проснется (рассуждение это неверно: он мог тысячу раз просыпаться и в тысячу первый не проснуться), — никто никогда не делает этого рассуждения, и рассуждение это не могло бы успокоить его; но человек знает, что его
истинное я
живет вне времени, и что потому проявляющееся для него во времени прекращение его сознания не может нарушить его
жизни.
И то, что человек дольше или меньше
жил в видимых мною условиях этого существования, не может представлять никакого различия в его
истинной жизни.
Но нас смущает то, что мы не видим причин и действий нашей
истинной жизни так, как видим причины и действия во внешних явлениях: не знаем, почему один вступает в
жизнь с такими свойствами своего я, а другой с другими, почему
жизнь одного обрывается, а другого продолжается? Мы спрашиваем себя: какие были до моего существования причины того, что я родился тем, что я есмь. И что будет после моей смерти от того, что я буду так пли иначе
жить? И мы жалеем о том, что не получаем ответов на эти вопросы.
Кто хочет сделаться истинным человеком, тот должен отбросить угождение миру; кто хочет
жить истинной жизнью, тот пусть не руководится тем, что принято считать добром, а пусть тщательно доискивается, где и что есть истинное добро. Нет ничего святее и производительнее самостоятельной душевной пытливости.
Неточные совпадения
Там нет глубоких целей, нет прочных конечных намерений и надежд. Бурная
жизнь не манит к тихому порту. У жрицы этого культа, у «матери наслаждений» — нет в виду, как и у
истинного игрока по страсти, выиграть фортуну и кончить, оставить все, успокоиться и
жить другой
жизнью.
Лиза Еропкина
жила в неперестающем восторженном состоянии. Чем дальше она шла по открывшемуся ей пути христианской
жизни, тем увереннее она была, что это путь
истинный, и тем радостнее ей становилось на душе.
Если мы не удивляемся на то противоречие между нашими верованиями, убеждениями и поступками, то это происходит только оттого, что влияния, скрывающие от людей это противоречие, действуют и на нас. Стоит только взглянуть на нашу
жизнь с точки зрения того индейца, который понял христианство в его
истинном значении без всяких уступок и приспособлений, и на те дикие зверства, которыми наполнена наша
жизнь, чтобы ужаснуться перед теми противоречиями, среди которых мы
живем, часто не замечая их.
Восемнадцать веков эти сделали то, что теперь люди, продолжая
жить языческой
жизнью, не соответствующей возрасту человечества, не только видят уже ясно всю бедственность того состояния, в котором они находятся, но в глубине души верят (только потому и
живут, что верят) в то, что спасение от этого состояния только в исполнении христианского учения в его
истинном значении.
Чем дальше
жило человечество, тем более и более уяснялся ему смысл христианства, как это не могло и не может быть иначе со всяким учением о
жизни. Последующие поколения исправляли ошибки предшественников и всё более и более приближались к пониманию
истинного его смысла.