Неточные совпадения
Основа всего того, что я знаю о себе и о всем
мире, есть то особенное отношение к
миру, в котором я нахожусь и вследствие которого я вижу другие существа, находящиеся в своем особенном отношении к
миру. Мое же особенное отношение к
миру установилось не в этой жизни и
началось не с моим телом и не с рядом последовательных во времени сознаний.
И потому уничтожение тела и сознания не может служить признаком уничтожения моего особенного отношения к
миру, которое
началось и возникло не в этой жизни.
Да ведь то, на чем происходят все эти перемены, — особенное отношение к
миру, — то, в чем состоит сознание истинной жизни,
началось не с рождения тела, а вне тела и вне времени.
Нам кажется сначала, что с этого отношения нашего к
миру и
начинается наша жизнь, но наблюдения над собой и над другими людьми показывают нам, что это отношение к
миру, степень любви каждого из нас, не
начались с этой жизнью, а внесены нами в жизнь из скрытого от нас нашим плотским рождением прошедшего; кроме того, мы видим, что всё течение нашей жизни здесь есть ничто иное, как неперестающее увеличение, усиление нашей любви, которое никогда не прекращается, но только скрывается от наших глаз плотской смертью.
Этот процесс отчуждения от человека его глубинного духовного
мира начинается в религиозно-церковной сфере, как отдаление в исключительно трансцендентный мир своей жизни духа и создания религии для души, устремленной к этому отнятому у нее духовному миру.
Неточные совпадения
Еще утром, едва проснувшись, он уже почувствовал, что этот день
начался в черных лучах. Он мрачно оделся, неохотно позавтракал, забыл прочитать газету и долго курил, погруженный в невыразимый
мир бесцельного напряжения; среди смутно возникающих слов бродили непризнанные желания, взаимно уничтожая себя равным усилием. Тогда он занялся делом.
Но тут уж
начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного
мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью. Это могло бы составить тему нового рассказа, — но теперешний рассказ наш окончен.
Один из его фельетонов был сплошь написан излюбленными редактором фразами, поговорками, цитатами: «Уж сколько раз твердили
миру», —
начинался фельетон стихом басни Крылова, и, перечислив избитыми словами все то, о чем твердили
миру, Робинзон меланхолически заканчивал перечень: «А Васька слушает да ест».
— Здоровенная будет у нас революция, Клим Иванович. Вот —
начались рабочие стачки против войны — знаешь? Кушать трудно стало, весь хлеб армии скормили. Ох, все это кончится тем, что устроят европейцы
мир промежду себя за наш счет, разрежут Русь на кусочки и начнут глодать с ее костей мясо.
Они знали, что в восьмидесяти верстах от них была «губерния», то есть губернский город, но редкие езжали туда; потом знали, что подальше, там, Саратов или Нижний; слыхали, что есть Москва и Питер, что за Питером живут французы или немцы, а далее уже
начинался для них, как для древних, темный
мир, неизвестные страны, населенные чудовищами, людьми о двух головах, великанами; там следовал мрак — и, наконец, все оканчивалось той рыбой, которая держит на себе землю.