Неточные совпадения
Мы ведь не говорим, что в клеточке есть что-то такое, что мы
называем брызнъ, а говорим, что есть «жизнь». Мы говорим: «жизнь», потому что под этим словом разумеем не какой-то х, а вполне определенную величину, которую мы знаем все одинаково и знаем только из самих себя, как сознание себя с своим телом единым, нераздельным с собою, и потому такое понятие неотносимо к
тем клеточкам, из которых состоит мое тело.
Если можно слово «жизнь» употреблять так, что оно обозначает безразлично: и свойство всего предмета, и совсем другие свойства всех составных частей его, как это делается с клеточкой и животным, состоящим из клеточек,
то можно также употреблять и другие слова, — можно, например, говорить, что так как все мысли из слов, а слова из букв, а буквы из черточек,
то рисование черточек есть
то же, что изложение мыслей, и потому черточки можно
назвать мыслями.
Да едва ли не большинство научных людей держится этого… затрудняюсь, как сказать… мнения не мнения, парадокса не парадокса, а скорее шутки или загадки. Утверждается, что жизнь происходит от игры физических и механических сил, —
тех физических сил, которые мы
назвали физическими и механическими только в противоположность понятию жизни.
Человеческий язык вытесняется всё более и более из научных исследований, и вместо слова, средства выражения существующих предметов и понятий, воцаряется научный воляпюк, отличающийся от настоящего воляпюка только
тем, что настоящий воляпюк общими словами
называет существующие предметы и понятия, а научный — несуществующими словами
называет несуществующие понятия.
Не
то, что мы
назовем наукой, определит жизнь, а наше понятие о жизни определит
то, что следует признать наукой. И потому, для
того, чтобы наука была наукой, должен быть прежде решен вопрос о
том, что есть наука и что не наука, а для этого должно быть уяснено понятие о жизни.
И богатый и бедный исполняют
то, что делают вокруг них другие, и дела эти
называют своим долгом, священным долгом, успокоивая себя
тем, что
то, что делается так давно, таким большим количеством людей и так высоко ценится ими, не может не быть настоящим делом жизни.
Только редкий человек, не имеющий сношений с людьми других образов жизни, и только человек, постоянно занятый напряженной борьбой с природой для поддержания своего телесного существования, может верить в
то, что исполнение
тех бессмысленных дел, которые он
называет своим долгом, может быть свойственным ему долгом его жизни.
Но
то, что он
называет своей жизнью, —
то, что ему кажется остановившимся, никогда и не существовало.
То, что он
называет своей жизнью, его существование от рождения, никогда и не было его жизнью; представление его о
том, что он жил всё время от рождения и до настоящей минуты, есть обман сознания, подобный обману сознания при сновидениях: до пробуждения не было никаких сновидений, они все сложились в момент пробуждения.
Другой разряд особенно распространенных в наше время рассуждений, при которых уже совершенно теряется из вида единственный предмет познания, такой: рассматривая человека, как предмет наблюдения, мы видим, говорят ученые, что он так же питается, ростет, плодится, стареется и умирает, как и всякое животное: но некоторые явления — психические (так они
называют их) — мешают точности наблюдений, представляют слишком большую сложность, и потому, чтобы лучше понять человека, будем рассматривать его жизнь сперва в более простых проявлениях, подобных
тем, которые мы видим в лишенных этой психической деятельности животных и растениях.
В
том и другом случае заблуждение происходит от смешения личности, индивидуальности, как
называет наука, с разумным сознанием. Разумное сознание включает в себя личность. Личность же не включает в себя разумное сознание. Личность есть свойство животного и человека, как животного. Разумное сознание есть свойство одного человека.
Знаю только, что
то, чтó ты
называешь своими наслаждениями, только тогда будет благом для тебя, когда ты не сам будешь брать, а другие будут давать их тебе, и только тогда твои наслаждения будут делаться излишеством и страданиями, какими они делаются теперь, когда ты сам для себя будешь ухватывать их. Только тогда ты избавишься и от действительных страданий, когда другие будут тебя избавлять от них, а не ты сам, — как теперь, когда из страха воображаемых страданий ты лишаешь себя самой жизни.
Потребностями же личности они
называют все
те условия существования личности, на которые они направили свой разум.
Потребностями
называют однако только
те условия, которые сознаны. Но сознанные условия, как только они сознаны, теряют свое настоящее значение и получают всё
то преувеличенное значение, которое дает им направленный на них разум, и заслоняют собою истинную жизнь.
То, что
называют потребностями, т. е. условия животного существования человека, можно сравнить с бесчисленными способными раздуваться, шариками, из которых бы было составлено какое-нибудь тело.
Им необходимо рассуждать, чтобы предаваться
тому чувству, которое они
называют любовью.
Все эти вопросы кажутся очень простыми для людей, не пытавшихся дать себе отчета в
том чувстве, которое они
называют любовью; но они не только не просты, они совершенно неразрешимы.
Если же люди употребляют свой разум на
то, чтобы оправдывать и усиливать
то животное, неблагое чувство, которое они
называют любовью, придавая этому чувству уродливые размеры,
то это чувство становится не только не добрым, но делает из человека — давно известная истина — самое злое и ужасное животное.
0,99 зла между людьми происходит от
того ложного чувства, которое они, восхваляя его,
называют любовью и которое столько же похоже на любовь, сколько жизнь животного похожа на жизнь человека.
То, что люди, не понимающие жизни,
называют любовью, это только известные предпочтения одних условий блага своей личности другим. Когда человек, не понимающий жизни, говорит, что он любит свою жену или ребенка, или друга, он говорит только
то, что присутствие в его жизни его жены, ребенка, друга увеличивает благо его личной жизни.
Люди даже предпочитают сначала ростки сорных трав, которые растут быстрее, и единственный росток жизни глохнет и замирает; но еще хуже
то, что еще чаще бывает: люди слышали, что в числе этих ростков есть один настоящий, жизненный, называемый любовью, и они вместо него, топча его, начинают воспитывать другой росток сорной травы,
называя его любовью.
Люди, извратившие свой разум, не видят этого и употребляют свои извращенный разум на это невозможное дело, и в этом невозможном поднимании воды в разных местах на поверхности озера — в роде
того, что делают купающиеся дети,
называя это варить пиво, — проходит всё их существование.
Если бы люди с ложным представлением о жизни могли рассуждать спокойно и мыслили бы правильно на основании
того представления, которое они имеют о жизни, они бы должны были придти к заключению, что в
том, что в плотском существовании моем произойдет
та перемена, которая, я вижу, не переставая происходит во всех существах и которую я
называю смертью, нет ничего ни неприятного, ни страшного.
То же, что мы
называем своим сознанием, не есть жизнь, а некоторый обман чувств, при котором кажется, что жизнь в этом сознании.
И несмотря на
то, что сознание видит само себя и весь бесконечный мир и судит само себя и весь бесконечный мир, и видит всю игру случайностей этого мира, и главное, в противоположность чего-то не случайного,
называет эту игру случайною, сознание это само по себе есть только произведение мертвого вещества, призрак, возникающий и исчезающий без всякого остатка и смысла.
Всё есть произведение вещества, бесконечно изменяющегося; и
то, что
называют жизнью, есть только известное состояние мертвого вещества.
По этому взгляду разумное сознание человека есть только случайность, сопутствующая известному состоянию вещества; и потому
то, что мы в своем сознании
называем жизнью, есть призрак.
То, что мы
называем жизнью, есть игра смерти.
Невещественное это есть
то, что мы
называем сознанием: оно одно держит всё тело вместе и признает его одним и своим.
Стало-быть, если есть какое-нибудь такое наше я, которое мы боимся потерять при смерти,
то это я должно быть не в
том теле, которое мы
называем своим, и не в
том сознании, которое мы
называем своим в известное время, а в чем-либо другом, соединяющем весь ряд последовательных сознаний в одно.
В сущности, только находясь в полном обладании разумного сознания, мы можем и говорить о страданиях, потому что только с этого состояния и начинается жизнь и
те состояния ее, которые мы
называем страданиями.
Но страдания других, —
то, что вы
называете страданиями, — не прекращались и не прекращаются.
Ложная наука, изучая явления, сопутствующие жизни, и предполагая изучать самую жизнь, этим предположением извращает понятие жизни; и потому, чем дольше она изучает явление,
того, что она
называет жизнью,
тем больше она удаляется от понятия жизни, которое она хочет изучать.