Неточные совпадения
Теперь
слово «
жизнь» приписывается чему-то спорному, не имеющему в себе главных признаков
жизни: сознания страданий и наслаждений, стремления к благу.
Не говоря о неточностях, тавтологиях, которыми наполнены все эти определения, сущность их всех одинакова, именно та, что определяется не то, что все люди одинаково бесспорно разумеют под
словом «
жизнь», а какие-то процессы, сопутствующие
жизни и другим явлениям.
Под большинство этих определений подходит деятельность восстанавливающегося кристалла; под некоторые подходит деятельность брожения, гниения, и под все подходит
жизнь каждой отдельной клеточки моего тела, для которых нет ничего — ни хорошего, ни дурного. Некоторые процессы, происходящие в кристаллах, в протоплазме, в ядре протоплазмы, в клеточках моего тела и других тел, называют тем
словом, которое во мне неразрывно соединено с сознанием стремления к моему благу.
Слово «
жизнь» очень коротко и очень ясно, и всякий понимает, что оно значит.
Мы ведь не говорим, что в клеточке есть что-то такое, что мы называем брызнъ, а говорим, что есть «
жизнь». Мы говорим: «
жизнь», потому что под этим
словом разумеем не какой-то х, а вполне определенную величину, которую мы знаем все одинаково и знаем только из самих себя, как сознание себя с своим телом единым, нераздельным с собою, и потому такое понятие неотносимо к тем клеточкам, из которых состоит мое тело.
Если можно
слово «
жизнь» употреблять так, что оно обозначает безразлично: и свойство всего предмета, и совсем другие свойства всех составных частей его, как это делается с клеточкой и животным, состоящим из клеточек, то можно также употреблять и другие
слова, — можно, например, говорить, что так как все мысли из
слов, а
слова из букв, а буквы из черточек, то рисование черточек есть то же, что изложение мыслей, и потому черточки можно назвать мыслями.
Очевидно, что неправильно прилагаемое к чуждым ему понятиям
слово «
жизнь», уклоняясь далее и далее от своего основного значения, в этом значении удалилось от своего центра до того, что
жизнь предполагается уже там, где, по нашему понятию,
жизни и быть не может. Утверждается подобное тому, что есть такой круг или шар, в котором центр вне его периферии.
Только во времена своей дикости, т. е. неясности, неопределенности, некоторые науки эти пытались с своей точки зрения охватить все явления
жизни и путались, сами выдумывая новые понятия и
слова.
Одни исповедуют на
словах учения тех просветителей человечества, в преданиях которых они воспитаны, но, не понимая их разумного смысла, обращают эти учения в сверхъестественные откровения о прошедшей и будущей
жизни людей и требуют только исполнения обрядов.
Наступает время и наступило уже, когда обман, выдающий отрицание — на
словах — этой
жизни, для приготовления себе будущей, и признание одного личного животного существования за
жизнь и так называемого долга за дело
жизни, — когда обман этот становится ясным для большинства людей, и только забитые нуждой и отупевшие от похотливой
жизни люди могут еще существовать, не чувствуя бессмысленности и бедственности своего существования.
В этих
словах сказано, что сберечь нельзя то, что должно погибнуть и не переставая погибает, — а что только отрекаясь от того, что погибнет и должно погибнуть, от нашей животной личности, мы получаем нашу истинную
жизнь, которая не погибает и не может погибнуть.
Люди, признающие
жизнью свое стремление к благу личности, слышат эти
слова и не то, что не признают, а не понимают, не могут понимать их.
Для сухих зерен то солнце, которое в
словах этих светит на рождающееся к
жизни семя, есть только незначущая случайность — несколько большее тепло и свет, но для наклюнувшегося семени оно есть причина рождения к
жизни.
«Это буддизм, нирвана», говорят они, и им кажется, что этими
словами они опровергли всё то, что признавалось и признается миллиардами людей и что каждый из нас в глубине души знает очень хорошо, — именно, что
жизнь для целей личности губительна и бессмысленна, и что если есть какой-нибудь выход из этой губительности и бессмысленности, то выход этот несомненно ведет через отречение от блага личности.
Слова эти точно выражают смутное сознание людей, что в любви — спасение от бедствий
жизни и единственное нечто, похожее на истинное благо, и вместе с тем признание в том, что для людей, не понимающих
жизни, любовь не может быть якорем спасения.
И, однако, это отнюдь не значит, чтобы вера была совершенно индифферентна к этой необоснованности своей: она одушевляется надеждой стать знанием, найти для себя достаточные основания [Так, пришествие на землю Спасителя мира было предметом веры для ветхозаветного человечества, но вот как о нем говорит новозаветный служитель Слова: «о том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о
Слове жизни (ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам), о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам» (1 поел. св. Иоанна. 1:1–3).].
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался
словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу
жизнь свою».
Княгиня первая назвала всё
словами и перевела все мысли и чувства в вопросы
жизни. И всем одинаково странно и больно даже это показалось в первую минуту.
При взгляде на тендер и на рельсы, под влиянием разговора с знакомым, с которым он не встречался после своего несчастия, ему вдруг вспомнилась она, то есть то, что оставалось еще от нее, когда он, как сумасшедший, вбежал в казарму железнодорожной станции: на столе казармы бесстыдно растянутое посреди чужих окровавленное тело, еще полное недавней
жизни; закинутая назад уцелевшая голова с своими тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках, и на прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее странное, жалкое в губках и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы
словами выговаривавшее то страшное
слово — о том, что он раскается, — которое она во время ссоры сказала ему.
— Вы ничего не сказали; положим, я ничего и не требую, — говорил он, — но вы знаете, что не дружба мне нужна, мне возможно одно счастье в
жизни, это
слово, которого вы так не любите… да, любовь…
Она чувствовала, что в эту минуту не могла выразить
словами того чувства стыда, радости и ужаса пред этим вступлением в новую
жизнь и не хотела говорить об этом, опошливать это чувство неточными
словами.