Неточные совпадения
Приходят в существование, родятся,
вырастают новые
люди и, глядя на эту сутолоку существования, называемую жизнью, в которой принимают участие старые, седые, почтенные, окружаемые уважением
люди, уверяются, что эта-то безумная толкотня и есть жизнь, и другой никакой нет, и уходят, потолкавшись у дверей ее.
Воспитавшись и
выросши в ложных учениях нашего мира, утвердивших его в уверенности, что жизнь его есть не что иное, как его личное существование, начавшееся с его рождением,
человеку кажется, что он жил, когда был младенцем, ребенком; потом ему кажется, что он не переставая жил, будучи юношей и возмужалым
человеком.
Разум для
человека тот закон, по которому совершается его жизнь, — такой же закон, как и тот закон для животного, по которому оно питается и плодится, — как и тот закон для растения, по которому
растет, цветет трава, дерево, — как и тот закон для небесного тела, по которому движутся земля и светила.
Благо жизни такого
человека в любви, как благо растения в свете, и потому, как ничем незакрытое, растение не может спрашивать и не спрашивает, в какую сторону ему
расти, и хорош ли свет, не подождать ли ему другого, лучшего, а берет тот единый свет, который есть в мире, и тянется к нему, — так и отрекшийся от блага личности
человек не рассуждает о том, что ему отдать из отнятого от других
людей и каким любимым существам, и нет ли какой еще лучшей любви, чем та, которая заявляет требования, — а отдает себя, свое существование той любви, которая доступна ему и есть перед ним.
Сначала
людям и самому
человеку кажется, что этот росток, — тот, из которого должно
вырастать то дерево, в котором будут укрываться птицы, — и все другие ростки всё одно и то же.
Люди даже предпочитают сначала ростки сорных трав, которые
растут быстрее, и единственный росток жизни глохнет и замирает; но еще хуже то, что еще чаще бывает:
люди слышали, что в числе этих ростков есть один настоящий, жизненный, называемый любовью, и они вместо него, топча его, начинают воспитывать другой росток сорной травы, называя его любовью.
Человеку, понимающему свою жизнь, как известное особенное отношение к миру, с которым он вступил в существование и которое
росло в его жизни увеличением любви, верить в свое уничтожение всё равно, что
человеку, знающему внешние видимые законы мира, верить в то, что его нашла мать под капустным листом и что тело его вдруг куда-то улетит, так что ничего не останется.
Человек умер, но его отношение к миру продолжает действовать на
людей, даже не так, как при жизни, а в огромное число раз сильнее, и действие это по мере разумности и любовности увеличивается и
растет, как всё живое, никогда не прекращаясь и не зная перерывов.
Совершается или нет в
человеке работа истинной жизни, мы не можем знать. Мы знаем это только про себя. Нам кажется, что
человек умирает, когда этого ему не нужно, а этого не может быть. Умирает
человек только тогда, когда это необходимо для его блага, точно так же, как
растет, мужает
человек только тогда, когда ему это нужно для его блага.
По лицам людей, кипевших в его доме, по их разговорам и тревожным глазам Любы он знал, что жизнь возмущается всё глубже, волнение
людей растёт всё шире, и тем сильней разгоралось в нём желание писать свои слова — они гудели в ушах его колокольным звоном, как бы доносясь издали и предвещая праздник, благовестя о новой жизни.
Неточные совпадения
Уж налились колосики. // Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, // Как много
люди Божии // Побились над тобой, // Покамест ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И стало перед пахарем, // Как войско пред царем! // Не столько
росы теплые, // Как пот с лица крестьянского // Увлажили тебя!..»
— А, молодой
человек! Он
вырос. Право, совсем мужчина делается. Здравствуй, молодой
человек.
Прежде бывало, — говорил Голенищев, не замечая или не желая заметить, что и Анне и Вронскому хотелось говорить, — прежде бывало вольнодумец был
человек, который воспитался в понятиях религии, закона, нравственности и сам борьбой и трудом доходил до вольнодумства; но теперь является новый тип самородных вольнодумцев, которые
вырастают и не слыхав даже, что были законы нравственности, религии, что были авторитеты, а которые прямо
вырастают в понятиях отрицания всего, т. е. дикими.
Быстро все превращается в
человеке; не успеешь оглянуться, как уже
вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки.
Обрывистый берег весь оброс бурьяном, и по небольшой лощине между им и протоком
рос высокий тростник, почти в вышину
человека.