Неточные совпадения
Не дано знать этого человеку для того, чтобы он душевные силы свои напрягал не на заботу о положении своей отдельной души в воображаемом другом, будущем
мире, а только на достижение в этом
мире, сейчас, вполне определенного и ничем не нарушаемого
блага соединения со всеми живыми существами и с богом.
Всё, что мы познаем, мы познаем или нашими пятью чувствами, то есть тем, что видим, слышим, ощупываем вещи, или тем, что переносимся в другие существа, живем их жизнью. Если бы мы познавали вещи только пятью чувствами,
мир был бы нам совсем непонятен. То, что мы знаем о
мире, мы знаем только потому, что мы можем посредством любви переноситься в другие существа и жить их жизнью. Люди телами своими разделены и не могут понимать друг друга. Любовью же они все соединены, и в этом великое
благо.
Хорошо при встрече с каждым человеком, хотя бы он казался самым неприятным и противным тебе, вспомнить, что ты имеешь через этого человека возможность общения с тем духовным началом, которое живет в нем, в тебе и во всем
мире, и потому не тяготиться этим общением, а быть благодарным за то, что имеешь это
благо.
Так что бог есть та сущность жизни, которую человек сознает в себе и познает во всем
мире как желание
блага и осуществление его.
И только тогда, глядя из своей души на
мир, всё вам будет
благо, и в
мире, и в вас самих.
Не смотрите на
мир и на дела людей, а взгляните в свою душу, и вы найдете в ней то
благо, которого ищете там, где его нет, — найдете любовь, а найдя любовь, узнаете, что
благо это так велико, что тот, кто имеет его, не будет желать уже ничего другого.
Жизнь человеческая была бы неперестающим
благом, если бы суеверия, соблазны и грехи людей не лишали их этого возможного и доступного им
блага. Грех — это потворство телесным похотям; соблазны — это ложное представление человека о своем отношении к
миру; суеверия — это принятое на веру ложное учение.
Христианин не может не знать, что
благо его связано с
благом людей не одного его народа, а с
благом всех людей
мира; он знает, что единство его со всеми людьми
мира не может быть нарушено чертою границы и распоряжениями правительств о принадлежности его к такому или другому народу. Он знает, что все люди везде братья и потому все равны.
Нам дано ни с чем не сравнимое
благо жизни со всеми ее радостями. И мы говорим: мало радостей. Нам дают величайшие радости жизни — общение с людьми
мира, а мы говорим: я хочу отдельного
блага своего, своей семьи, своего народа.
Ничто так не уродует жизни людей и так верно не лишает их истинного
блага, как привычка жить не по учению мудрых людей
мира и не по своей совести, а по тому, что признают хорошим и одобряют те люди, среди которых живет человек.
Учение же христианское всё только в том, что
благо человека в исполнении той воли, по которой он пришел в этот
мир, зло же в нарушении этой воли.
Просить бога о вещественном: о дожде, о выздоровлении, об избавлении от врагов и т. п. нельзя уже потому, что в то же самое время другие люди могут просить о противоположном, главное же, нельзя потому, что в вещественном
мире нам дано всё, что нам нужно. Молитва может быть о том, чтобы бог помог нам жить духовной жизнью, такой жизнью, при которой всё, что случается с нами, всё было бы нам на
благо. Просительная же молитва о вещественном есть только самообольщение.
И потому человек должен, не откладывая, жить всякую минуту всеми своими силами для исполнения того назначения, для которого он пришел в
мир и которое одно может дать ему истинное
благо.
Учение Христа о том, что жизнь нельзя обеспечить, а надо всегда, всякую минуту быть готовым умереть, дает больше
блага, чем учение
мира о том, что надо обеспечить свою жизнь, — дает больше
блага уже по одному тому, что неизбежность смерти и необеспеченность жизни остаются те же при учении
мира и при учении Христа, но самая жизнь, по учению Христа, не поглощается уже вся без остатка праздным занятием мнимого обеспечения своей жизни, а становится свободна и может быть отдана одной свойственной ей цели: совершенствованию своей души и увеличению любви к людям.
Высшее
благо человека в этом
мире есть единение с себе подобными. Гордые люди, выделяя себя от других, лишают сами себя этого
блага. Смиренный же человек уничтожает в самом себе все препятствия для достижения этого
блага. И потому смирение есть необходимое условие истинного
блага.
Благо же это, главным образом, потому, что мы можем беседовать с свидетелем внутри нас, который есть бог, беседовать тогда, когда нас в
миру презирают, не уважают и лишают любви.
Какое же из двух предположений вероятнее? Разве можно допустить, чтобы нравственные существа — люди — были поставлены в необходимость справедливо проклинать существующий порядок
мира, тогда как перед ними выход, разрешающий их противоречие? Они должны проклинать
мир и день своего рождения, если нет бога и будущей жизни. Если же, напротив, есть и то и другое, жизнь сама по себе становится
благом и
мир — местом нравственного совершенствования и бесконечного увеличения счастья и святости.
Если же смерть есть переход из этого
мира в другой и если правда то, что говорят, будто бы там находятся все прежде нас умершие мудрые и святые люди, то разве может быть
благо больше того, чтобы жить там с этими существами?
По ложному учению, жизнь в этом
мире — зло,
благо же достигается только в будущей жизни.
Какого же тебе еще
блага, когда в тебе бог и весь
мир?
Что ты мечешься, несчастный? Ты ищешь
блага, бежишь куда-то, а
благо в тебе. Нечего искать его у других дверей. Если
благо не в тебе, то его нигде нет.
Благо в тебе, в том, что ты можешь любить всех, — любить всех не за что-нибудь, не для чего-нибудь, а для того, чтобы жить не своей одной жизнью, а жизнью всех людей. Искать
блага в
мире, а не пользоваться тем
благом, какое в душе нашей, всё равно что идти за водой в далекую мутную лужу, когда рядом с горы бьет чистый ключ.
Одно только есть в
мире благо, одно только оно нужно нам. Какое же это
благо? Жизнь в любви. И добыть это счастие легко.
Неточные совпадения
Земное великое поприще суждено совершить им: все равно, в мрачном ли образе или пронестись светлым явленьем, возрадующим
мир, — одинаково вызваны они для неведомого человеком
блага.
Когда
благому просвещенью // Отдвинем более границ, // Со временем (по расчисленью // Философических таблиц, // Лет чрез пятьсот) дороги, верно, // У нас изменятся безмерно: // Шоссе Россию здесь и тут, // Соединив, пересекут. // Мосты чугунные чрез воды // Шагнут широкою дугой, // Раздвинем горы, под водой // Пророем дерзостные своды, // И заведет крещеный
мир // На каждой станции трактир.
— В нашей воле отойти ото зла и творить
благо. Среди хаотических мыслей Льва Толстого есть одна христиански правильная: отрекись от себя и от темных дел
мира сего! Возьми в руки плуг и, не озираясь, иди, работай на борозде, отведенной тебе судьбою. Наш хлебопашец, кормилец наш, покорно следует…
Много мыслительной заботы посвятил он и сердцу и его мудреным законам. Наблюдая сознательно и бессознательно отражение красоты на воображение, потом переход впечатления в чувство, его симптомы, игру, исход и глядя вокруг себя, подвигаясь в жизнь, он выработал себе убеждение, что любовь, с силою Архимедова рычага, движет
миром; что в ней лежит столько всеобщей, неопровержимой истины и
блага, сколько лжи и безобразия в ее непонимании и злоупотреблении. Где же
благо? Где зло? Где граница между ними?
Один — духовный, ищущий
блага себе только такого, которое было бы
благо и других людей, и другой — животный человек, ищущий
блага только себе и для этого
блага готовый пожертвовать
благом всего
мира.