Люди хотят добиться свободы тем, чтобы оградить себя, свое тело, от всего того, что может связать тело и помешать ему делать всё, что ему захочется. В этом большая ошибка. То самое, чем люди ограждают свое тело от всяких стеснений: богатство, высокое положение,
добрая слава, это самое не дает желаемой свободы, а, напротив, только больше связывает. Для того, чтобы добиться большей свободы, люди из своих грехов, соблазнов и суеверий строят себе тюрьму и садятся в нее.
Неточные совпадения
И подумал человек про первого хозяина: «Уж очень много обещает. Если бы дело по правде было, незачем обещать так много. Польстишься на роскошную жизнь, как бы хуже не было. А хозяин, должно, сердитый, потому что строго наказывает тех, кто не по нем делает.
Пойду лучше ко второму, — тог хоть ничего не обещает, да, говорят,
добрый, да и живет заодно с рабочими».
Как только человек
пошел по этой второй накатанной дорожке, он и не заметит, как укатится далеко от
доброй жизни.
Для язычников богатство — и
добро и
слава, для истинных христиан богатство — и зло и срам.
Нельзя спасти душу свою злом, нельзя прийти к
добру дорогою зла, как нельзя прийти домой,
идя прочь от дома.
Учение любви, не допускающее насилия, не потому только важно, что человеку хорошо для себя, для своей души, терпеть зло и делать
добро за зло, но еще и потому, что только одно
добро прекращает зло, тушит его, не позволяет ему
идти дальше. Истинное учение любви тем и сильно, что оно тушит зло, не давая ему разгораться.
Хорошо, когда люди занимаются учением для своей души, для того, чтобы быть умнее и
добрее. Такое учение полезно для них. Когда же люди учатся ради
славы людской, для того, чтобы казаться учеными, ученость не только бесполезна, но вредна, делает людей и менее умными и менее
добрыми, чем бы они были, если бы и вовсе не учились.
Надо приучать себя жить так, чтобы не думать о людском мнении, чтобы не желать даже любви людской, а жить только для исполнения закона своей жизни, воли бога. При такой одинокой, с одним богом жизни, правда, нет уж побуждений к
добрым поступкам ради
славы людской, но зато устанавливается в душе такая свобода, такое спокойствие, такое постоянство и такое твердое сознание верности пути, которых никогда не узнает тот, кто живет для
славы людской.
Разумно любить добродетель, уважать подвиги, признавать
добро, откуда бы мы его ни получали, и даже лишаться своего удобства для
славы и выгоды того, кого любишь, и кто того заслуживает: таким образом, если жители страны нашли такое лицо, которое показало им большую мудрость, чтобы охранять их, большую храбрость, чтобы их защищать, и великую заботу, чтобы управлять ими, — и если вследствие этого они привыкли повиноваться ему так, чтобы предоставить ему некоторые выгоды, я не думаю, чтобы это было неразумно.
По мере продления жизни, и в особенности
доброй жизни, ослабевают значение времени и интерес вопроса о том, что будет. Чем старше, тем быстрее
идет время, тем всё меньше и меньше получает значения то, что «будет», и всё больше и больше то, что «есть».
Вторые же подобны тому животному, которое, поняв волю хозяина,
идет свободно и радостно, куда его ведет хозяин, зная, что от исполнения воли хозяина ничего, кроме
добра, быть не может.
— Ну, а насчет красных яичек не взыщи, красавица: совсем запамятовали!.. А все он, ей-богу! Должно быть, уж так оторопел, к вам
добре идти заохотился, — смеясь, проговорил Глеб и подмигнул дедушке Кондратию, который во все время с веселым, добродушным видом смотрел то на соседа, то на молодую чету.
Уважая род как преемство известных добрых преданий, которые, по ее мнению, должны были служить для потомков побуждением беречь и по мере сил увеличивать
добрую славу предков, княгиня отнюдь не была почитательницею породы и даже довольно вульгарно выражалась, что «плохого князя и телята лижут; горе тому, у кого имя важнее дел его».
Неточные совпадения
—
Послали в Клин нарочного, // Всю истину доведали, — // Филиппушку спасли. // Елена Александровна // Ко мне его, голубчика, // Сама — дай Бог ей счастие! // За ручку подвела. //
Добра была, умна была,
Оро́бели наследники: // А ну как перед смертию // Лишит наследства? Мало ли // Лесов, земель у батюшки? // Что денег понакоплено, // Куда
пойдет добро? // Гадай! У князя в Питере // Три дочери побочные // За генералов выданы, // Не отказал бы им!
Прилетела в дом // Сизым голубем… // Поклонился мне // Свекор-батюшка, // Поклонилася // Мать-свекровушка, // Деверья, зятья // Поклонилися, // Поклонилися, // Повинилися! // Вы садитесь-ка, // Вы не кланяйтесь, // Вы послушайте. // Что скажу я вам: // Тому кланяться, // Кто сильней меня, — // Кто
добрей меня, // Тому
славу петь. // Кому
славу петь? // Губернаторше! //
Доброй душеньке // Александровне!
У каждого крестьянина // Душа что туча черная — // Гневна, грозна, — и надо бы // Громам греметь оттудова, // Кровавым лить дождям, // А все вином кончается. //
Пошла по жилам чарочка — // И рассмеялась
добрая // Крестьянская душа! // Не горевать тут надобно, // Гляди кругом — возрадуйся! // Ай парни, ай молодушки, // Умеют погулять! // Повымахали косточки, // Повымотали душеньку, // А удаль молодецкую // Про случай сберегли!..
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.)
Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все
добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)