Богатые это — грабители, бедные это — ограбленные. От этого-то Христос
любил бедных и удалялся от богатых. По его учению, быть ограбленным лучше, чем быть грабителем. И в царстве правды, которое он проповедовал, богатые и бедные были бы одинаково невозможны.
Все женщины жили между собою очень дружно и даже очень
любили бедную Павлагеюшку, а Голован всем им оказывал равную внимательность, а особенное почтение оказывал только матери, которая была уже так стара, что он летом выносил ее на руках и сажал на солнышко, как больного ребенка.
«Да, может быть, я и
люблю бедную девушку — говорил сам себе Николай, — чтó ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, — думал он, — не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какою нибудь куклой Жюли. Я не могу приказывать своему чувству», — говорил он сам себе. «Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Неточные совпадения
Жизнь эта открывалась религией, но религией, не имеющею ничего общего с тою, которую с детства знала Кити и которая выражалась в
обедне и всенощной во Вдовьем Доме, где можно было встретить знакомых, и в изучении с батюшкой наизусть славянских текстов; это была религия возвышенная, таинственная, связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств, в которую не только можно было верить, потому что так велено, но которую можно было
любить.
А счастье было так возможно, // Так близко!.. Но судьба моя // Уж решена. Неосторожно, // Быть может, поступила я: // Меня с слезами заклинаний // Молила мать; для
бедной Тани // Все были жребии равны… // Я вышла замуж. Вы должны, // Я вас прошу, меня оставить; // Я знаю: в вашем сердце есть // И гордость, и прямая честь. // Я вас
люблю (к чему лукавить?), // Но я другому отдана; // Я буду век ему верна».
Мой
бедный Ленский! изнывая, // Не долго плакала она. // Увы! невеста молодая // Своей печали неверна. // Другой увлек ее вниманье, // Другой успел ее страданье // Любовной лестью усыпить, // Улан умел ее пленить, // Улан
любим ее душою… // И вот уж с ним пред алтарем // Она стыдливо под венцом // Стоит с поникшей головою, // С огнем в потупленных очах, // С улыбкой легкой на устах.
Бывало, он меня не замечает, а я стою у двери и думаю: «
Бедный,
бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он — один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю — ужасно быть в его положении!» И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: «Lieber [Милый (нем.).] Карл Иваныч!» Он
любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.
Катерина. Ах, Варя, грех у меня на уме! Сколько я,
бедная, плакала, чего уж я над собой не делала! Не уйти мне от этого греха. Никуда не уйти. Ведь это нехорошо, ведь это страшный грех, Варенька, что я другого
люблю?