Неточные совпадения
4) Всемирное, невидимое начало это, дающее
жизнь всему живому, сознаваемое нами в самих себе и признаваемое в подобных нам существах — людях, мы
называем душою, само же в себе всемирное невидимое начало это, дающее
жизнь всему живому, мы
называем богом.
Неосязаемое, невидимое, бестелесное, дающее
жизнь всему существующему, само в себе мы
называем богом. То же неосязаемое, невидимое, бестелесное начало, отделенное телом от всего остального и сознаваемое нами собою, мы
называем душою.
Говорить, что то, что мы
называем собою, есть только тело, что и мой разум, и моя душа, и моя любовь, всё только от тела, говорить так, всё равно, что говорить, что то, что мы
называем нашим телом, есть только та пища, которой питается тело. Правда, что тело мое это только переделанная телом пища и что без пищи не было бы тела, но тело мое не пища. Пища это то, что нужно для
жизни тела, но не тело.
Кроме всего телесного в себе и во всем мире, мы знаем еще нечто бестелесное, дающее
жизнь нашему телу и связанное с ним. Это нечто бестелесное, связанное с нашим телом, мы
называем душою. Это же бестелесное, ни с чем не связанное и дающее
жизнь всему, что есть, мы
называем богом.
Бог для меня это — то, к чему я стремлюсь, то, в стремлении к чему и состоит моя
жизнь, и который поэтому и есть для меня, но есть непременно такой, что я его понять,
назвать не могу. Если бы я его понял, я бы дошел до него, и стремиться бы некуда было, и
жизни бы не было. Но я его понять и
назвать не могу, а вместе с тем знаю его, — знаю направление к нему, и даже изо всех моих знаний это самое достоверное.
Человек же сознает в себе в одно и то же время и животное и бога, и потому не может быть безгрешным. Мы
называем безгрешными детей, это — неверно. Ребенок не безгрешен. В нем меньше грехов, чем во взрослом, но уже есть грехи тела. Также не безгрешен человек самой святой
жизни. В святом меньше грехов, но грехи есть — без грехов нет
жизни.
Замечательно то, что в учении Христа в особенности претит людям, не понимающим его, упоминание о непротивлении злу насилием. Упоминание это особенно неприятно им, потому что оно прямо требует того, что нарушает весь привычный порядок их
жизни. И потому люди, не желающие изменить привычный порядок
жизни, это упоминание об одном из неизбежных условий любви,
называют особенной, независимой от закона любви заповедью и всячески ее исправляют или просто отрицают.
Как
назовем мы то, когда видим, что большое число людей не только повинуются, но служат, не только подчиняются, но раболепствуют перед одним человеком или перед немногими некоторыми людьми, — и раболепствуют так, что не имеют ничего своего: ни имущества, ни детей, ни даже самой
жизни, которые бы они считали своими, и терпят грабежи, жестокости не от войска, не от варваров, но от одного человека, и не от Геркулеса или Самсона, но от людей большей частью очень плохих в нравственном отношении.
Часто люди думают, что они верят в закон бога, а они верят только в то, во что верят все. Все же верят не в закон бога, а
называют законом бога то, что подходит к их
жизни и не мешает им вести ее.
Если люди живут в грехах и соблазнах, то они не могут быть спокойны. Совесть обличает их. И потому таким людям нужно одно из двух: или признать себя виноватыми перед людьми и богом, перестать грешить, или продолжать жить грешной
жизнью, делать дурные дела и
называть свои злые дела добрыми. Вот для таких-то людей и придуманы учения ложных вер, по которым можно, живя дурной
жизнью, считать себя правыми.
Развитие науки не содействует очищению нравов. У всех народов,
жизнь которых мы знаем, развитие наук содействовало развращению нравов. То, что мы теперь думаем противное, происходит оттого, что мы смешиваем наши пустые и обманчивые знания с истинным высшим знанием. Наука, в ее отвлеченном смысле, наука вообще, не может не быть уважаема, но теперешняя наука, то, что безумцы
называют наукой, достойна только насмешки и презрения.
Людям кажется, что
жизнь их проходит во времени — в прошедшем и будущем. Но это только кажется: истинная
жизнь человеческая не проходит во времени, а всегда есть в той безвременной точке, в которой прошедшее сходится с будущим и которую мы неправильно
называем настоящим временем. В этой безвременной точке настоящего, и только в этой точке, человек свободен, и потому в настоящем, и только в настоящем, истинная
жизнь человека.
То, что мы
называем противоречием, есть только муки рождения к новой
жизни.
Мы
называем злом всё то, что нарушает благо нашей телесной
жизни. А между тем вся
жизнь наша есть только постепенное освобождение души от того, что составляет благо тела. И потому для того, кто понимает
жизнь такою, какая она действительно есть, нет зла.
Всё то, что мы
называем злом, всякое горе, если только мы признаем его, как должно, улучшает нашу душу. А в этом улучшении всё дело
жизни.
Жизнь только в том, чтобы из своего животного делать всё более и более духовное. А для этого нужно то, что мы
называем злом. Только на том, что мы
называем злом, на горестях, болезнях, страданиях мы учимся переделывать свое животное яв духовное.
Когда чувствуешь себя несчастным, вспомни о несчастиях других и о том, что могло бы быть еще хуже. Вспомни еще, чем ты виноват был прежде и теперь виноват; а самое главное, помни то, что то, что ты
называешь несчастием, есть то, что послано тебе для твоего испытания, для того, чтобы ты выучился покорно и любовно переносить несчастие, для того, чтобы ты благодаря этому несчастию стал лучше. А в том, чтобы становиться лучше, всё дело твоей
жизни.
И, конечно, если нет бога и бессмертия, то понятно высказываемое людьми отвращение к
жизни: оно вызывается в них существующим порядком или, скорее, беспорядком, — ужасным нравственным хаосом, как его следует
назвать.
Смертью мы
называем и самое уничтожение
жизни и минуты или часы умирания. Первое, уничтожение
жизни, не зависит от нашей воли; второе же, умирание, в нашей власти: мы можем умирать дурно и умирать хорошо. Надо стараться умереть хорошо. Это нужно тем, кто остается.