Если человек думает, что всё, что он видит вокруг себя, весь бесконечный мир, точно таков, каким он его видит, то он очень ошибается. Всё телесное человек знает только потому, что у него такое, а
не иное зрение, слух, осязание. Будь эти чувства другие, — и весь мир был бы другой. Так что мы не знаем и не можем знать, каков тот телесный мир, в котором мы живем. Одно, что мы верно и вполне знаем, это нашу душу.
Под ногами морозная, твердая земля, кругом огромные деревья, над головой пасмурное небо, тело свое чувствую, занят мыслями, а между тем знаю, чувствую всем существом, что и крепкая, морозная земля, и деревья, и небо, и мое тело, и мои мысли — случайно, что всё это только произведение моих пяти чувств, мое представление, мир, построенный мною, что всё это таково только потому, что я составляю такую, а
не иную часть мира, что таково мое отделение от мира.
Неточные совпадения
Не нужно же знать человеку того, что будет с его душою, потому, что если он понимает жизнь свою, как она и должна быть понимаема, как непрестанное всё большее и большее соединение своей души с душами других существ и богом, то жизнь его
не может быть ничем
иным, как только тем самым, к чему он стремится, т. е. ничем
не нарушимым благом.
Когда богатые люди говорят об общественном благе, я знаю, что это
не что
иное, как заговор богачей, ищущих своей выгоды под именем и под предлогом общего блага.
Если в старину, когда каждый народ подчинялся одной неограниченной власти своего верховного обоготворяемого владыки и представлялся сам себе как бы островом среди постоянно стремящегося залить его океана, если тогда патриотизм и имел смысл и представлялся добрым делом, то в наше время, когда пережитое уже народами чувство требует от людей прямо противоположного тому, чего требует их разум, нравственное чувство, религия — признания равенства и братства всех людей, патриотизм
не может представляться
не чем
иным, как только самым грубым суеверием.
Людям кажется, что требуют от них всего этого
не люди, а какое-то особое существо, которое они называют начальством, правительством, государством. А стоит только спросить себя: кто такое это начальство, правительство, государство, чтобы понять, что это просто люди, такие же, как и все, и что приводить в исполнение все их предписания будет
не кто
иной, а только тот самый разряд людей, над которыми и производятся эти насилия.
Армия есть
не что
иное, как собрание дисциплинированных убийц.
Война есть
не что
иное, как спор между несколькими правительствами о власти над подданными.
Навостри ум свой математикой, если
не найдешь для этого никакого
иного средства; остерегайся только классификации букашек, поверхностное знание которой совершенно бесполезно, точное же уводит в бесконечность.
Вся истинная жизнь человеческая есть
не что
иное, как постепенный переход от низшей, животной природы к всё большему и большему сознанию жизни духовной.
Нет никакого нравственного закона, если я
не могу исполнить его. Люди говорят: мы рождены себялюбцами, скупыми, похотливыми, и
не можем быть
иными. Нет, мы можем. Первое дело — сердцем почувствовать, кто мы такие и чем мы должны быть, а второе — делать усилия для того, чтобы приблизиться к тому, чем мы должны быть.
Спокойствие, свобода, радость жизни, бесстрашие смерти даются только тому, кто признает себя в этой жизни
не чем
иным, как только работником хозяина.
Слово, сказанное кому-нибудь, сохраняет неразрушимое действие, — как всякое движение, оно превращается в
иные формы, но никогда
не уничтожается.
Заблуждения и несогласия людей в деле искания и признания истины происходят
не от чего
иного, как от их недоверия к разуму; вследствие этого жизнь человеческая, руководимая обычаями, преданиями, модами, суевериями, предрассудками, насилием и всем, чем угодно, кроме разума, течет сама по себе, а разум существует сам по себе.
Неужели тебя страшит перемена? Ведь ничто
не делается без перемены. Нельзя согреть воды без того, чтобы
не совершилось превращения с дровами. Питание невозможно без изменения пищи. Вся мирская жизнь есть
не что
иное, как перемена. Пойми, что ожидающее тебя превращение имеет тот же точно смысл, что оно только необходимо по самой природе вещей. Надо заботиться об одном, как бы
не сделать чего-нибудь противного истинной природе человеческой, надо поступать во всем, как и когда она укажет.
Я отыскивал его в истории человечества и в моем собственном сознании, и я пришел к ненарушимому убеждению, что смерти
не существует; что жизнь
не может быть
иная, как только вечная; что бесконечное совершенствование есть закон жизни, что всякая способность, всякая мысль, всякое стремление, вложенное в меня, должно иметь свое практическое развитие; что мы обладаем мыслями, стремлениями, которые далеко превосходят возможности нашей земной жизни; что то самое, что мы обладаем ими и
не можем проследить их происхождения от наших чувств, служит доказательством того, что они происходят в нас из области, находящейся вне земли, и могут быть осуществлены только вне ее; что ничто
не погибает здесь на земле, кроме видимости, и что думать, что мы умираем, потому что умирает наше тело, — всё равно что думать, что работник умер потому, что орудия его износились.
Жизнь человека и благо его во все большем соединении души, отделенной телом от других душ и от бога, с тем, от чего она отделена. Соединение это делается тем, что душа, проявляясь любовью, всё больше и больше освобождается от тела. И потому, если человек понимает то, что в этом освобождении души от тела и жизнь и ее благо, то жизнь его, несмотря ни на какие бедствия, страдания и болезни,
не может быть
не чем
иным, как только ненарушимым благом.
Неточные совпадения
Одно плохо:
иной раз славно наешься, а в другой чуть
не лопнешь с голоду, как теперь, например.
Ну, в
ином случае много ума хуже, чем бы его совсем
не было.
)Мы, прохаживаясь по делам должности, вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо ли содержатся проезжающие, потому что я
не так, как
иной городничий, которому ни до чего дела нет; но я, я, кроме должности, еще по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием, — и вот, как будто в награду, случай доставил такое приятное знакомство.
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому
не учите, это я делаю
не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение.
Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще
не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: ж… ж… ж…
Иной раз и министр…