Неточные совпадения
И рыбы удивились и
стали спрашивать
друг у дружки, не знает ли кто, что такое вода?
Живи только для себя, и будешь чувствовать себя среди врагов, будешь чувствовать, что благо каждого мешает твоему благу. Живи для
других, и будешь чувствовать себя среди
друзей, и благо каждого
станет твоим собственным благом.
Если человек хочет отличиться от
других богатством, почетом, чинами, то сколько бы он ни возвеличивался, ему никогда не будет довольно, и он никогда не будет спокоен и радостен. Если же он поймет, что в нем живет то божественное начало, которое живет во всех людях, то он тотчас же
станет и спокоен и радостен, в каком бы он ни был положении, потому что будет понимать, что в нем есть то, что выше всего на свете.
Человеку, пока он живет животной жизнью, кажется, что если он отделен от
других людей, то это так и надо и не может быть иначе. Но как только человек начнет жить духовно, так ему
становится странно, непонятно, даже больно, зачем он отделен от
других людей, и он старается соединиться с ними. А соединяет людей только любовь.
Жизнь каждого человека только в том, чтобы
становиться с каждым годом, месяцем, днем всё лучше и лучше. И чем люди
становятся лучше, тем они ближе соединяются
друг с
другом. А чем ближе соединяются люди, тем жизнь их лучше.
И чем старше
становится человек, тем всё чаще слышит он эти два несогласных голоса: один — голос тела, а
другой — голос духа. И хорошо будет тому человеку, который приучит себя слушаться голоса души, а не голоса тела.
Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а
другого любить, или одному
станет усердствовать, а о
другом нерадеть. Не можете служить богу и маммоне.
Стал ездить там, где мог пешком пройти, привык к мягкой постели, к нежной, сладкой пище, к роскошному убранству в доме, привык заставлять делать
других, что сам можешь сделать, — и нет радости отдыха после труда, тепла после холода, нет крепкого сна и всё больше ослабляешь себя и не прибавляешь, а убавляешь радости и спокойствия и свободы.
Жить и переродиться духом вы можете так же, как и я;
стало быть, вам нужно быть такими же, как я, для того, чтобы быть важнее, больше
других.
Всякий по себе знает, как трудно изменить свою жизнь и
стать таким, каким хотел бы быть. Когда же дело идет о
других, то кажется, что стоит только приказать и припугнуть, и
другие сделаются такими, какими мы хотим, чтобы они были.
Если я вижу, например, что один человек намерен убить
другого, то лучшее, что я могу сделать, это поставить самого себя на место убиваемого и защитить, накрыть собою человека и, если можно, спасти, утащить, спрятать его, — всё равно как я
стал бы спасать человека из пламени пожара или утопающего: либо самому погибнуть, либо спасти.
Они же, услышавши то и будучи обличаемы совестью,
стали уходить один за
другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди.
Ты боишься, что тебя будут презирать за твою кротость, но люди справедливые не могут презирать тебя за это, а до
других людей тебе дела нет, — не обращай внимания на их суждения. Не
станет же хороший столяр огорчаться тем, что человек, ничего не понимающий в столярном деле, не одобряет его работы.
Дело в том, что по странной ошибке нашего ума полет нашей веры всегда соединен с понятием о восхождении вверх, причем не думают о том, что, как бы высоко мы ни поднимались, нам все-таки придется опять спуститься вниз, чтобы
стать твердой ногой в каком-нибудь
другом мире.
Как только появились люди, которые
стали говорить про себя, что они церковь и что потому они одни непогрешимы, так тотчас же появились
другие люди, которые про себя
стали говорить то же самое. А как только есть два разряда людей, которые каждый говорят
друг про
друга, что они в обмане, то вероятнее всего, что они оба неправы.
Человеку, не думавшему о вере, кажется, что есть только одна истинная вера — та, в какой он родился. Но только спроси себя, что бы было, если бы ты родился в
другой вере, христианин — в магометанской, буддист — в христианской, христианин — в браминской? Неужели только мы, в своей вере, в истине, а все остальные во лжи? Вера не
станет истиной от того, что ты будешь уверять себя и
других, что она одна истинная.
Так что если все люди поймут, что плохая жизнь от плохих людей, и все поймут, что каждый может не
других, а сам себя исправить, то есть из плохого сделать хорошим, и
станут исправлять сами себя, то тотчас же и вся жизнь
станет лучше.
Memento mori, помни смерть! — великое слово. Если бы мы помнили то, что мы неизбежно и скоро умрем, вся жизнь наша была бы совсем
другая. Если человек знает, что он умрет через полчаса, то он наверное не
станет делать ни пустого, ни глупого, ни, главное, дурного в эти полчаса. Но полвека, которые, может быть, отделяют тебя от смерти, разве не то же, что полчаса?
Мне противна моя жизнь; я чувствую, что весь в грехах. — только вылезу из одного, попадаю в
другой. Как мне хоть сколько-нибудь исправить свою жизнь? Одно есть самое действительное средство: признать свою жизнь в духе, а не в теле, не участвовать в гадких делах телесной жизни. Только пожелай всей душой этого, и ты увидишь, как сейчас же сама собой
станет исправляться твоя жизнь. Она была дурная только оттого, что ты своей духовной жизнью служил телесной жизни.
Чем больше человек переносит свою жизнь из жизни животной в жизнь духовную, тем жизнь его
становится свободнее и радостнее. Для того же, чтобы человек мог переносить свою жизнь из жизни животной в жизнь духовную, надо, чтобы он сознавал себя духовным существом. Для того же, чтобы человек мог сознавать себя духовным существом, ему надо отрекаться от жизни телесной. Для веры нужно самоотречение, для самоотречения нужно сознание. Одно помогает
другому.
Когда чувствуешь себя несчастным, вспомни о несчастиях
других и о том, что могло бы быть еще хуже. Вспомни еще, чем ты виноват был прежде и теперь виноват; а самое главное, помни то, что то, что ты называешь несчастием, есть то, что послано тебе для твоего испытания, для того, чтобы ты выучился покорно и любовно переносить несчастие, для того, чтобы ты благодаря этому несчастию
стал лучше. А в том, чтобы
становиться лучше, всё дело твоей жизни.
Оттого, что один человек тихо шел от того места, с которого я вижу, до того, где мне уж более не видно его, а
другой прошел это место скоро, не
стану же я думать, что тот, кто шел медленно, тот больше живет, чем тот, кто шел скоро.
Но если эти желания изменились во мне и заменились
другим желанием — исполнять волю бога, отдаться ему в том виде, в котором я теперь, и во всех возможных видах, в которых могу быть, то чем больше заменились мои телесные желания духовными, тем меньше страшна
становилась мне смерть.
Какое же из двух предположений вероятнее? Разве можно допустить, чтобы нравственные существа — люди — были поставлены в необходимость справедливо проклинать существующий порядок мира, тогда как перед ними выход, разрешающий их противоречие? Они должны проклинать мир и день своего рождения, если нет бога и будущей жизни. Если же, напротив, есть и то и
другое, жизнь сама по себе
становится благом и мир — местом нравственного совершенствования и бесконечного увеличения счастья и святости.
В виду смерти вся жизнь
становится торжественна, значительна и истинно плодотворна и радостна. В виду смерти мы не можем не работать ту работу, которая определена нам в этой жизни, потому что в виду смерти нельзя усердно работать ничего
другого. А когда так работаешь, жизнь
становится радостной, и нет того страха смерти, который отравляет жизнь людей, не живущих в виду смерти.
Знаем только то, что душа после смерти
становится чем-то
другим и таким
другим, о чем мы в этой жизни судить не можем.
И вот
стали заходить добрые люди, поедят, попьют, переночуют, а то и переднюют, и день, и два, и неделю.
Другой раз и возьмут что-нибудь из обуви и одежды, кому нужда. Уберут всё, как было до прихода, чтобы
другим прохожим можно было также пользоваться, и уйдут и только знают благодарит неизвестного благодетеля.
И когда довели дело до того, что перепортили всё, что было, и
стали сами зябнуть, и голодать, и терпеть
друг от дружки обиды, тогда
стали бранить хозяина, зачем он плохо устроил, не приставил караульщиков, мало добра заготовил, и зачем всяких плохих людей пускает.