Неточные совпадения
А если подумать еще о том, что о каждом из нас и помина не было, когда за сто, за тысячи, за много тысяч лет жили на земле такие же
люди, как и я, так же рожались, росли, старелись и
умирали, что от миллионов миллионов
людей, таких же, как я теперь, не только костей, но и праха от костей не осталось, и что после меня будут жить такие же, как я, миллионы миллионов
людей, из моего праха вырастет трава и траву поедят овцы, а овец съедят
люди, и от меня никакой ни пылинки, ни памяти не останется!
Когда подумаешь про те миллионы и миллионы
людей, которые живут такой же, как и я, жизнью, где-то за десятки тысяч верст, про которых я никогда ничего не узнаю и которые ничего не знают про меня, то невольно спрашиваешь себя: неужели между нами нет никакой связи, и мы так и
умрем, не узнав друг друга? Не может этого быть!
Таким
людям бывает легко жить и легко
умирать.
Тем же, которые живут только в одном себе, бывает и жить тесно, и
умирать мучительно, потому что,
умирая, такие
люди думают, что в них
умирает всё то, чем они жили.
Или хочешь, мы дадим тебе такую силу, что ты будешь избавлять
людей от болезней и страданий, так, чтобы те, кого ты пожалеешь, не будут
умирать прежде времени?
Бывает, что
человек обманщик, обидчик проживает жизнь и
умирает в богатстве и почете, но это не значит, чтобы он ушел от наказаний за свои грехи.
Плохо, если
человек думает, что в нем нет грехов и ему незачем работать над собой. Но так же плохо, когда
человек думает, что он родился весь в грехах и в грехах
умрет, и что поэтому ему и незачем над собой работать. Оба заблуждения одинаково губительны.
Человек, как и всякое животное, так сотворен, что ему надо работать для того, чтобы не
умереть от голода и холода. И работа эта, как для всякого животного, так и для
человека, не мучение, а радость, если никто не мешает этой работе.
Когда видишь
людей, всегда всем недовольных, всех и всё осуждающих, хочется сказать им: «Ведь вы не затем живете, чтобы понять нелепость жизни, осудить ее, посердиться и
умереть. Не может этого быть. Подумайте: не сердиться вам надо, не осуждать, а трудиться, чтобы исправить то дурное, которое вы видите.
Пока он жив в нашем сердце, как можем мы надеяться на то, что он
умрет в сердцах других
людей?
Начиная от Сократа до Христа и от Христа вплоть до тех
людей, которые из века в век
умирают за истину, все мученики веры доказывают неправду этого рабского учения и громко говорят нам: «Мы тоже любили жизнь и всех
людей, которыми жизнь наша была красна и которые умоляли нас прекратить борьбу.
Memento mori, помни смерть! — великое слово. Если бы мы помнили то, что мы неизбежно и скоро
умрем, вся жизнь наша была бы совсем другая. Если
человек знает, что он
умрет через полчаса, то он наверное не станет делать ни пустого, ни глупого, ни, главное, дурного в эти полчаса. Но полвека, которые, может быть, отделяют тебя от смерти, разве не то же, что полчаса?
Какого-нибудь пустяка достаточно, чтобы убить
человека. И все-таки
человек выше всяких тварей, выше всего земного, потому что он и
умирая будет сознавать, что он
умирает.
Учение Христа о том, что жизнь нельзя обеспечить, а надо всегда, всякую минуту быть готовым
умереть, дает больше блага, чем учение мира о том, что надо обеспечить свою жизнь, — дает больше блага уже по одному тому, что неизбежность смерти и необеспеченность жизни остаются те же при учении мира и при учении Христа, но самая жизнь, по учению Христа, не поглощается уже вся без остатка праздным занятием мнимого обеспечения своей жизни, а становится свободна и может быть отдана одной свойственной ей цели: совершенствованию своей души и увеличению любви к
людям.
Была давно-давно на земле большая засуха: пересохли все реки, ручьи, колодцы, и засохли деревья, кусты и травы, и
умирали от жажды
люди и животные.
Неужели нельзя надеяться, что придет день, когда
люди найдут, что жить для других им будет так же легко, как им теперь легко
умирать на войнах, причин которых не знают? Для этого нужен только подъем и просветление духа в
людях.
Человек в своей жизни то же, чтò дождевая туча, выливающаяся на луга, поля, леса, сады, пруды, реки. Туча вылилась, освежила и дала жизнь миллионам травинок, колосьев, кустов, деревьев и теперь стала светлой, прозрачной и скоро совсем исчезнет. Так же и телесная жизнь доброго
человека: многим и многим помог он, облегчил жизнь, направил на путь, утешил и теперь изошел весь и,
умирая, уходит туда, где живет одно вечное, невидимое, духовное.
Просматривая историю человечества, мы то и дело замечаем, что самые явные нелепости сходили для
людей за несомненные истины, что целые нации делались жертвами диких суеверий и унижались перед подобными себе смертными, нередко перед идиотами или сластолюбцами, которых их воображение превращало в представителей божества; видим, что целые народы изнывали в рабстве, страдали и
умирали с голоду ради того, чтобы
люди, жившие их трудами, могли вести праздную и роскошную жизнь.
Проваливается от землетрясения именно то место, на котором стоит Лиссабон или Верный, и зарываются живыми в землю и
умирают в страшных страданиях ничем не виноватые
люди.
Есть рассказ о том, что
человек за грехи был наказан тем, что не мог
умереть; можно смело сказать, что если бы
человек был наказан тем, что не мог бы страдать, то наказание это было бы такое же тяжелое.
В молодости бодрится, весело живет
человек, но в середине жизни уже нет той бодрости, а к старости уже чувствуется усталость и всё больше и больше хочется отдыха. И как после дня приходит ночь, и ложится
человек, и начинают в голове его мешаться мысли, и он, засыпая, уходит куда-то и не чует уже сам себя, — то же и с
человеком, когда он
умирает.
И всякому
человеку надо прежде всего решить вопрос, сын ли он хозяина или поденщик, совсем или не совсем он
умирает со смертью тела. Когда же
человек поймет, что есть в нем то, что смертно, есть и то, что бессмертно, то ясно, что и заботиться он будет в этой жизни больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно, — будет жить не как работник, а как хозяйский сын.
Когда
люди знают, что пришла смерть, они молятся, каются в грехах, чтобы быть готовыми с чистой душой прийти к богу. Но ведь мы каждый день понемногу
умираем и всякую минуту можем совсем
умереть. И потому надо бы нам не дожидаться смертного часа, а всякую минуту быть готовыми.
Затем-то и стоит всегда смерть над
людьми, чтобы они всегда были готовы
умереть, а готовясь
умереть, жили бы хорошо.
Как скоро тебе придется
умереть! А всё еще ты не можешь освободиться от притворства и страстей, не можешь отстать от предрассудка считать, что мирское внешнее может вредить
человеку, не можешь сделаться кротким со всяким.
Живи до веку и до вечера. Работай, как будто будешь жить вечно, а поступай с
людьми, как будто
умрешь сейчас.
Человек,
умирая, знает, что с ним ничего не случится особенного, что с ним будет то, что было с миллионами существ, что он только переменит способ путешествия, но он не может не испытывать волнения, подъезжая к тому месту, где произойдет эта перемена.
Люди боятся смерти и желают жить как можно дольше. Но если смерть есть несчастье, то не всё ли равно
умереть через 30 или через 300 лет? Много ли радости для приговоренного к смерти в том, что товарищей его казнят через три дня, а его через 30 дней?
Христос,
умирая, сказал: «Отец, в руки твои отдаю дух мой». Если кто говорит эти слова не одним языком, а всем сердцем, то такому
человеку ничего больше не нужно. Если дух мой возвращается к тому, от кого исшел, то для духа моего ничего, кроме самого лучшего, быть не может.
Здание — духовная жизнь, леса — тело. И тот
человек, который построил свое духовное здание, радуется, когда
умирает, тому, что принимаются леса его телесной жизни...
Человек видит, как зарождаются, растут, крепнут, плодятся растения и животные и как потом слабеют, портятся, стареются и
умирают.
То же самое видит
человек и на других
людях, и то же самое знает
человек и про свое тело, знает, что оно состарится, испортится и
умрет, как и всё, что родится и живет на свете.
От этого-то, повидимому, и зависит выражение мира и успокоения на лице у большинства покойников. Покойна и легка обыкновенно смерть каждого доброго
человека; но
умереть с готовностью, охотно, радостно
умереть — вот преимущество отрекшегося от себя, того, кто отказывается от воли к жизни, отрицает ее. Ибо лишь такой
человек хочет
умереть действительно, а не повидимому, и, следовательно, не нуждается и не требует дальнейшего существования своей личности.
Только тогда и радостно
умирать, когда устанешь от своей отделенности от мира, когда почувствуешь весь ужас отделенности и радость если не соединения со всем, то хотя бы выхода из тюрьмы здешней отделенности, где только изредка общаешься с
людьми перелетающими искрами любви. Так хочется сказать: — Довольно этой клетки. Дай другого, более свойственного моей душе, отношения к миру. — И я знаю, что смерть даст мне его. А меня в виде утешения уверяют, что и там я буду личностью.