Неточные совпадения
Когда я наконец без помощи Веленчука, который опять было
руками хотел взять уголь, зажег папиросу, он потер обожженные пальцы о задние полы полушубка и, должно быть, чтоб что-нибудь делать, поднял большой чинаровый отрубок и
с размаху бросил его на костер.
В первую минуту досады он пригрозил портному, но потом, как человек
с достатком и хороший, махнул
рукой и не требовал
с Веленчука возвращения ценности шинели.
Впрочем, надобно было видеть эту невысокую, сбитую, как железо, фигуру
с короткими, выгнутыми ножками и глянцевитой усатой рожей, когда он, бывало, под хмельком возьмет в жилистые
руки балалайку, и, небрежно поглядывая по сторонам, заиграет «барыню» или,
с шинелью внакидку, на которой болтаются ордена, и заложив
руки в карманы синих нанковых штанов, пройдется по улице, — надо было видеть выражение солдатской гордости и презрения ко всему несолдатскому, игравшее в это время на его физиономии, чтобы понять, каким образом не подраться в такие минуты
с загрубившим или просто подвернувшимся денщиком, казаком, пехотным или переселенцем, вообще неартиллеристом, было для него совершенно невозможно.
Одна радость и даже страсть Жданова были песни; особенно некоторые он очень любил и всегда собирал кружок песенников из молодых солдат и, хотя сам не умел петь, стоял
с ними и, заложив
руки в карманы полушубка и зажмурившись, движениями головы и скул выражал свое сочувствие.
Ты им
руки разорви, так кровь пойдет, все равно что китаец: шапку
с него сними, она, кровь, пойдет“.
— Видите, — говорил он,
с доброй и убедительной улыбкой протягивая
руку из-за моего плеча, — где два большие дерева, так впереди один на белой лошади и в черной черкеске, а вон сзади еще два. Видите. Нельзя ли их, пожалуйста…
На дне ее, ухватясь обеими
руками за края, лежал раненый. Здоровое, широкое лицо его в несколько секунд совершенно изменилось: он как будто похудел и постарел несколькими годами, губа его были тонки, бледны и сжаты
с видимым напряжением; торопливое и тупое выражение его взгляда заменил какой-то ясный, спокойный блеск, и на окровавленных лбу и носу уже лежали черты смерти.
— Ты куда? Вернись! Куда ты идешь? — закричал я рекрутику, который, положив под мышку свой запасный пальник,
с какой-то палочкой в
руках прехладнокровно отправлялся за повозкой, повезшей раненого.
— Что вы мне говорите, молодой человек! я сам прапорщиком был и знаю. Поверьте,
с порядком жить очень можно. Да вот вам, сочтите, — прибавил он, загибая мизинец левой
руки.
Длинная фигура в сюртуке генерального штаба пролезла в двери и
с особенным азартом принялась пожимать всем
руки.
И Крафт растолкал всех нас, продрался к Тросенке и, схватив его
руку, потряс ее
с особенным чувством.
— Совсем нет, — продолжал он
с сердцем, — не обрыв, а… ну, вот, как это называется, — и он сделал
рукой какой-то нелепый жест. — Ах, боже мой! как это…
И вот из ближнего посада, // Созревших барышень кумир, // Уездных матушек отрада, // Приехал ротный командир; // Вошел… Ах, новость, да какая! // Музыка будет полковая! // Полковник сам ее послал. // Какая радость: будет бал! // Девчонки прыгают заране; // Но кушать подали. Четой // Идут за стол
рука с рукой. // Теснятся барышни к Татьяне; // Мужчины против; и, крестясь, // Толпа жужжит, за стол садясь.
«Жениться? Ну… зачем же нет? // Оно и тяжело, конечно, // Но что ж, он молод и здоров, // Трудиться день и ночь готов; // Он кое-как себе устроит // Приют смиренный и простой // И в нем Парашу успокоит. // Пройдет, быть может, год-другой — // Местечко получу — Параше // Препоручу хозяйство наше // И воспитание ребят… // И станем жить, и так до гроба //
Рука с рукой дойдем мы оба, // И внуки нас похоронят…»
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая
рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Те же и почтмейстер, впопыхах,
с распечатанным письмом в
руке.
В окно высовываются
руки с просьбами.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера,
с тем чтобы отправить его
с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И
руки дрожат, и все помутилось.
Хлестаков. Нет, я влюблен в вас. Жизнь моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную любовь мою, то я недостоин земного существования.
С пламенем в груди прошу
руки вашей.