Неточные совпадения
— В ногу, — отвечает
солдат; — но в это самое время вы сами замечаете по складкам одеяла, что у него ноги нет выше колена. —
Слава Богу теперь, — прибавляет он: — на выписку хочу.
— О! это ужасный народ! вы их не изволите знать, — подхватил поручик Непшитшетский, — я вам скажу, от этих людей ни гордости, ни патриотизма, ни чувства лучше не спрашивайте. Вы вот посмотрите, эти толпы
идут, ведь тут десятой доли нет раненых, а то всё асистенты, только бы уйти с дела. Подлый народ! — Срам так поступать, ребята, срам! Отдать нашу траншею! — добавил он, обращаясь к
солдатам.
— И! ваши благородия! — заговорил в это время
солдат с носилок, поровнявшийся с ними, — как же не отдать, когда перебил всех почитай? Кабы наша сила была, ни в жисть бы не отдали. А то чтò сделаешь? Я одного заколол, а тут меня как ударит….. О-ох, легче, братцы, ровнее, братцы, ровней
иди… о-о-о! — застонал раненый.
— А в самом деле, кажется, много лишнего народа
идет, — сказал Гальцин, останавливая опять того же высокого
солдата с двумя ружьями. — Ты зачем
идешь? Эй, ты, остановись!
— Куда ты
идешь и зачем? — закричал он на него строго. — Него… — но в это время, совсем вплоть подойдя к
солдату, он заметил, что правая рука его была за обшлагом и в крови выше локтя.
— Стуцер французской, ваше благородие, отнял; да я бы не
пошел, кабы не евтого солдатика проводить, а то упадет неравно, прибавил он, указывая на
солдата, который
шел немного впереди, опираясь на ружье и с трудом таща и передвигая левую ногу.
— А ты где
идешь, мерзавец! — крикнул поручик Непшитшетский на другого
солдата, который попался ему навстречу, — желая своим рвением прислужиться важному князю.
Солдат тоже был ранен.
Только что Праскухин,
идя рядом с Михайловым, разошелся с Калугиным и, подходя к менее опасному месту, начинал уже оживать немного, как он увидал молнию, ярко блеснувшую сзади себя, услыхал крик часового: «маркела!» и слова одного из
солдат, шедших сзади: «как раз на батальон прилетит!» Михайлов оглянулся.
Должно быть из пушки, а вот еще выстрелили, а вот еще
солдаты — пять, шесть, семь
солдат,
идут всё мимо.
Навстречу
шел большой обоз русских мужиков, привозивших провиант в Севастополь, и теперь шедший оттуда, наполненный больными и ранеными
солдатами в серых шинелях, матросами в черных пальто, греческими волонтерами в красных фесках и ополченцами с бородами.
— Далече
идете, землячок? — сказал один из них, пережевывая хлеб,
солдату, который с небольшим мешком за плечами остановился около них.
— В роту
идем из губерни, — отвечал
солдат, глядя в сторону от арбуза и поправляя мешок за спиной. — Мы вот, почитай что 3-ю неделю при сене ротном находились, а теперь вишь потребовали всех; да неизвестно, в каком месте полк находится в теперешнее время. Сказывали, что на Корабельную заступили наши на прошлой неделе. Вы не слыхали, господа?
— В городу, брат, стоит, в городу, — проговорил другой, старый фурштатский
солдат, копавший с наслаждением складным ножом в неспелом, белёсом арбузе. Мы вот только с полдён оттеле
идем. Такая страсть, братец ты мой, что и не ходи лучше, а здесь упади где-нибудь в сене, денек-другой пролежи — дело-то лучше будет.
Спускаясь на первый понтон, братья столкнулись с
солдатами, которые, громко разговаривая,
шли оттуда.
Во мраке виднелась ему только широкая улица с белыми, во многих местах разрушенными стенами больших домов и каменный тротуар, по которому он
шел; изредка встречались
солдаты и офицеры.
Козельцов, не слушая
солдата, бодро
пошел по середине улицы.
Володя бодро
шел впереди
солдат, и хотя сердце у него стучало так, как будто он пробежал во весь дух несколько верст, походка была легкая, и лицо веселое.
Все это совершилось удивительно быстро, а
солдаты шли все так же не спеша, и так же тихонько ехала пушка — в необыкновенной тишине; тишина как будто не принимала в себя, не хотела поглотить дробный и ленивенький шум солдатских шагов, железное погромыхивание пушки, мерные удары подков лошади о булыжник и негромкие крики раненого, — он ползал у забора, стучал кулаком в закрытые ворота извозчичьего двора.
— Это она второй раз запивает, — когда Михайле выпало в
солдаты идти — она тоже запила. И уговорила меня, дура старая, купить ему рекрутскую квитанцию. Может, он в солдатах-то другим стал бы… Эх вы-и… А я скоро помру. Значит — останешься ты один, сам про себя — весь тут, своей жизни добытчик — понял? Ну, вот. Учись быть самому себе работником, а другим — не поддавайся! Живи тихонько, спокойненько, а — упрямо! Слушай всех, а делай как тебе лучше…
— Я от земли освободился, — что она? Кормить не кормит, а руки вяжет. Четвертый год в батраки хожу. А осенью мне в
солдаты идти. Дядя Михаиле говорит — не ходи! Теперь, говорит, солдат посылают народ бить. А я думаю идти. Войско и при Степане Разине народ било и при Пугачеве. Пора это прекратить. Как по-вашему? — спросил он, пристально глядя на Павла.
Неточные совпадения
Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович
идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего:
солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Хитер
солдат! по времени // Слова придумал новые, // И ложки в ход
пошли.
Его понятие о"долге"не
шло далее всеобщего равенства перед шпицрутеном; [Шпицру́тены (нем.) — длинные гибкие прутья, которыми секли осужденных
солдат, прогоняемых сквозь строй.] его представление о «простоте» не переступало далее простоты зверя, обличавшей совершенную наготу потребностей.
Кроме того, он был житель уездного города, и ему хотелось рассказать, как из его города
пошел один
солдат бессрочный, пьяница и вор, которого никто уже не брал в работники.
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как
солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как
солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники
пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.