Неточные совпадения
Тогда все получало для меня другой смысл: и вид старых берез, блестевших с одной стороны на лунном
небе своими кудрявыми ветвями, с другой — мрачно застилавших кусты и дорогу своими черными тенями, и
спокойный, пышный, равномерно, как звук, возраставший блеск пруда, и лунный блеск капель росы на цветах перед галереей, тоже кладущих поперек серой рабатки свои грациозные тени, и звук перепела за прудом, и голос человека с большой дороги, и тихий, чуть слышный скрип двух старых берез друг о друга, и жужжание комара над ухом под одеялом, и падение зацепившегося за ветку яблока на сухие листья, и прыжки лягушек, которые иногда добирались до ступеней террасы и как-то таинственно блестели на месяце своими зеленоватыми спинками, — все это получало для меня странный смысл — смысл слишком большой красоты и какого-то недоконченного счастия.
Еще только загоралась барская усадьба и еще зарева не приняло
спокойное небо ночи, а уже за тридцать верст проснулась деревня и готовит телеги, торопливо грохочет за барским добром.
Стаканыч перешел на кровать Дедушки и уселся у него в ногах. Старик опять посмотрел в окно на густое, синее,
спокойное небо, потом пошевелил сложенными на животе пальцами и длинно вздохнул.
От сильного и неожиданного толчка Цирельман упал на спину и опять увидел над собой темное,
спокойное небо с дрожащими звездами. Лошади летели нестройным галопом, высоко подбрасывая задами; а Файбиш стоял в санях и, наклонившись вперед, без остановки, со всего размаха стегал кнутом. Цирельман обезумел от ужаса. Он вскочил на колени, судорожно оплел руками ноги Файбиша и вдруг, сам не узнавая своего голоса, закричал пронзительно и отчаянно.
И все, что было вокруг: далекое
спокойное небо, ослепительное дрожание водяных капель на земле, просторная сияющая даль реки и поля, живой и ласковый воздух — все было полно весенних неясных обещаний.
Неточные совпадения
Я вспомнил луг перед домом, высокие липы сада, чистый пруд, над которым вьются ласточки, синее
небо, на котором остановились белые прозрачные тучи, пахучие копны свежего сена, и еще много
спокойных радужных воспоминаний носилось в моем расстроенном воображении.
Вы глядите: та глубокая, чистая лазурь возбуждает на устах ваших улыбку, невинную, как она сама, как облака по
небу, и как будто вместе с ними медлительной вереницей проходят по душе счастливые воспоминания, и все вам кажется, что взор ваш уходит дальше и дальше, и тянет вас самих за собой в ту
спокойную, сияющую бездну, и невозможно оторваться от этой вышины, от этой глубины…
Когда я возвращался назад, уже смеркалось. Вода в реке казалась черной, и на
спокойной поверхности ее отражались пламя костра и мигающие на
небе звезды. Около огня сидели стрелки: один что-то рассказывал, другие смеялись.
А в прорехе появлялись новые звезды и опять проплывали, точно по синему пруду… Я вспомнил звездную ночь, когда я просил себе крыльев… Вспомнил также
спокойную веру отца… Мой мир в этот вечер все-таки остался на своих устоях, но теперешнее мое звездное
небо было уже не то, что в тот вечер. Воображение охватывало его теперь иначе. А воображение и творит, и подтачивает веру часто гораздо сильнее, чем логика…
В связи с описанной сценой мне вспоминается вечер, когда я сидел на нашем крыльце, глядел на
небо и «думал без слов» обо всем происходящем… Мыслей словами, обобщений, ясных выводов не было… «Щось буде» развертывалось в душе вереницей образов… Разбитая «фигура»… мужики Коляновской, мужики Дешерта… его бессильное бешенство…
спокойная уверенность отца. Все это в конце концов по странной логике образов слилось в одно сильное ощущение, до того определенное и ясное, что и до сих пор еще оно стоит в моей памяти.