Мы больны, говорит Лермонтов, — я
согласен с ним; но мы больны оттого, что только наполовину сделались европейцами; чем мы ушиблись, тем мы и лечиться должны („Le cadastre“, — подумал Лаврецкий).
— Лиза, ради бога, вы требуете невозможного. Я готов сделать все, что вы прикажете; но теперьпримириться с нею!.. я
согласен на все, я все забыл; но не могу же я заставить свое сердце… Помилуйте, это жестоко!