Цитаты со словом «тема»
Ее муж, бывший губернский прокурор, известный в свое время делец, — человек бойкий и решительный, желчный и упрямый, — умер лет десять
тому назад.
Марья Дмитриевна наследовала Покровское, но недолго жила в нем; на второй же год после ее свадьбы с Калитиным, который в несколько дней успел покорить ее сердце, Покровское было променено на другое имение, гораздо более доходное, но некрасивое и без усадьбы, и в
то же время Калитин приобрел дом в городе О…, где и поселился с женою на постоянное жительство.
Когда же, после пятнадцатилетнего брака, он умер, оставив сына и двух дочерей, Марья Дмитриевна уже до
того привыкла к своему дому и к городской жизни, что сама не захотела выехать из О…
Старушка, сидевшая с Марьей Дмитриевной под окошком, была
та самая тетка, сестра ее отца, с которою она провела некогда несколько уединенных лет в Покровском.
— Так, — промолвила
та. — Какие чудесные облака!
— Что это Гедеоновский нейдет? — проговорила Марфа Тимофеевна, проворно шевеля спицами (она вязала большой шерстяной шарф). — Он бы повздыхал вместе с тобою, — не
то соврал бы что-нибудь.
— Еще бы!
тот его за уши из грязи вытащил, — проворчала Марфа Тимофеевна, и спицы еще быстрее заходили в ее руках.
— Глядит таким смиренником, — начала она, снова, — голова вся седая, а что рот раскроет,
то солжет или насплетничает. А еще статский советник! Ну, и то сказать: попович!
— А
тому назначается, — возразила она, — кто никогда не сплетничает, не хитрит и не сочиняет, если только есть на свете такой человек. Федю я знаю хорошо; он только тем и виноват, что баловал жену. Ну, да и женился он по любви, а из этих из любовных свадеб ничего путного никогда не выходит, — прибавила старушка, косвенно взглянув на Марью Дмитриевну и вставая. — А ты теперь, мой батюшка, на ком угодно зубки точи, хоть на мне; я уйду, мешать не буду. — И Марфа Тимофеевна удалилась.
— Лета ихние! Что делать-с! — заметил Гедеоновский. — Вот они изволят говорить: кто не хитрит. Да кто нонеча не хитрит? Век уж такой. Один мой приятель, препочтенный и, доложу вам, не малого чина человек, говаривал: что нонеча, мол, курица, и
та с хитростью к зерну приближается — все норовит, как бы сбоку подойти. А как погляжу я на вас, моя барыня, нрав-то у вас истинно ангельский; пожалуйте-ка мне вашу белоснежную ручку.
— Женщина женщине розь, Марья Дмитриевна. Есть, к несчастию, такие — нрава непостоянного… ну, и лета; опять правила не внушены сызмала. (Сергей Петрович достал из кармана клетчатый синий платок и начал его развертывать.) Такие женщины, конечно, бывают. (Сергей Петрович поднес угол платка поочередно к своим глазам.) Но вообще говоря, если рассудить,
то есть… Пыль в городе необыкновенная, — заключил он.
Всадник лихо повернул коня, дал ему шпоры и, проскакав коротким галопом по улице, въехал на двор. Минуту спустя он вбежал, помахивая хлыстиком, из дверей передней в гостиную; в
то же время на пороге другой двери показалась стройная, высокая черноволосая девушка лет девятнадцати — старшая дочь Марьи Дмитриевны, Лиза.
Начальники любят таких подчиненных; сам он не сомневался в
том, что, если захочет, будет со временем министром.
Луна плывет высоко над землею
Меж бледных туч;
Но движет с вышины волной морскою
Волшебный луч.
Моей души тебя признало море
Своей луной,
И движется — и в радости и в горе —
Тобой одной.
Тоской любви, тоской немых стремлений
Душа полна;
Мне тяжело… Но ты чужда смятений,
Как
та луна.
Подождав немного и смахнув пыль с сапогов толстым носовым платком, человек этот внезапно съежил глаза, угрюмо сжал губы, согнул свою, и без
того сутулую, спину и медленно вошел в гостиную.
Застарелое, неумолимое горе положило на бедного музикуса свою неизгладимую печать, искривило и обезобразило его и без
того невзрачную фигуру; но для того, кто умел не останавливаться на первых впечатлениях, что-то доброе, честное, что-то необыкновенное виднелось в этом полуразрушенном существе.
Поклонник Баха и Генделя, знаток своего дела, одаренный живым воображением и
той смелостью мысли, которая доступна одному германскому племени, Лемм со временем — кто знает? — стал бы в ряду великих композиторов своей родины, если б жизнь иначе его повела; но не под счастливой звездой он родился!
Как-то, давным-давно
тому назад, один его поклонник и друг, тоже немец и тоже бедный, издал на свой счет две его сонаты, — да и те остались целиком в подвалах музыкальных магазинов; глухо и бесследно провалились они, словно их ночью кто в реку бросил.
— Зачем вы не сдержали своего слова? — сказала она. — Я вам показала кантату Христофора Федорыча под
тем условием, чтоб вы не говорили ему о ней.
Паншин помолчал. С чего бы ни начинал он разговор, он обыкновенно кончал
тем, что говорил о самом себе, и это выходило у него как-то мило и мягко, задушевно, словно невольно.
— Послушайте, — сказал он, — не будемте больше говорить обо мне; станемте разыгрывать нашу сонату. Об одном только прошу я вас, — прибавил он, разглаживая рукою листы лежавшей на пюпитре тетради, — думайте обо мне, что хотите, называйте меня даже эгоистом — так и быть! но не называйте меня светским человеком: эта кличка мне нестерпима… Anch’io sono pittore. [И я тоже художник (итал.).] Я тоже артист, хотя плохой, и это, а именно
то, что я плохой артист, — я вам докажу сейчас же на деле. Начнем же.
И Паншин размашисто проложил несколько длинных штрихов. Он постоянно рисовал один и
тот же пейзаж: на первом плане большие растрепанные деревья, в отдаленье поляну и зубчатые горы на небосклоне. Лиза глядела через его плечо на его работу.
— В рисунке, да и вообще в жизни, — говорил Паншин, сгибая голову
то направо, то налево, — легкость и смелость — первое дело.
— Вы меня не узнаете, — промолвил он, снимая шляпу, — а я вас узнал, даром что уже восемь лет минуло с
тех пор, как я вас видел в последний раз. Вы были тогда ребенок. Я Лаврецкий. Матушка ваша дома? Можно ее видеть?
Лиза покраснела и подумала: какой он странный. Лаврецкий остановился на минуту в передней. Лиза вошла в гостиную, где раздавался голос и хохот Паншина; он сообщал какую-то городскую сплетню Марье Дмитриевне и Гедеоновскому, уже успевшим вернуться из сада, и сам громко смеялся
тому, что рассказывал. При имени Лаврецкого Марья Дмитриевна вся всполошилась, побледнела и пошла к нему навстречу.
— Как подумаешь, сколько времени не видались, — мечтательно промолвила Марья Дмитриевна. — Вы откуда теперь? Где вы оставили…
то есть я хотела сказать, — торопливо подхватила она, — я хотела сказать, надолго ли вы к нам?
— Да… но и в
той деревушке есть флигелек; а мне пока больше ничего не нужно. Это место — для меня теперь самое удобное.
Марья Дмитриевна опять до
того смешалась, что даже выпрямилась и руки развела. Паншин пришел ей на помощь и вступил в разговор с Лаврецким. Марья Дмитриевна успокоилась, опустилась на спинку кресел и лишь изредка вставляла свое словечко; но при этом так жалостливо глядела на своего гостя, так значительно вздыхала и так уныло покачивала головой, что тот, наконец, не вытерпел и довольно резко спросил ее: здорова ли она?
Лаврецкий действительно не походил на жертву рока. От его краснощекого, чисто русского лица, с большим белым лбом, немного толстым носом и широкими правильными губами, так и веяло степным здоровьем, крепкой, долговечной силой. Сложен он был на славу, и белокурые волосы вились на его голове, как у юноши. В одних только его глазах, голубых, навыкате, и несколько неподвижных, замечалась не
то задумчивость, не то усталость, и голос его звучал как-то слишком ровно.
Паншин между
тем продолжал поддерживать разговор. Он навел речь на выгоды сахароварства, о котором недавно прочел две французские брошюрки, и с спокойной скромностью принялся излагать их содержание, не упоминая, впрочем, о них ни единым словом.
— Не думала я дождаться тебя; и не
то чтоб я умирать собиралась; нет — меня еще годов на десять, пожалуй, хватит: все мы, Пестовы, живучи; дед твой покойный, бывало, двужильными нас прозывал; да ведь господь тебя знал, сколько б ты еще за границей проболтался.
А впрочем, станемте-ка лучше чай пить; да на террасу пойдемте его, батюшку, пить; у нас сливки славные — не
то что в ваших Лондонах да Парижах.
В
тот же день, в одиннадцать часов вечера, вот что происходило в доме г-жи Калитиной.
Он был очень толст и высок ростом, из лица смугл и безбород, картавил и казался сонливым; но чем он тише говорил,
тем больше трепетали все вокруг него.
Иван воспитывался не дома, а у богатой старой тетки, княжны Кубенской: она назначила его своим наследником (без этого отец бы его не отпустил); одевала его, как куклу, нанимала ему всякого рода учителей, приставила к нему гувернера, француза, бывшего аббата, ученика Жан-Жака Руссо, некоего m-r Courtin de Vaucelles, ловкого и тонкого проныру, самую, как она выражалась, fine fleur [Самый цвет (фр.).] эмиграции, — и кончила
тем, что чуть не семидесяти лет вышла замуж за этого финь-флёра: перевела на его имя все свое состояние и вскоре потом, разрумяненная, раздушенная амброй a la Richelieu, [На манер Ришелье (фр.).] окруженная арапчонками, тонконогими собачками и крикливыми попугаями, умерла на шелковом кривом диванчике времен Людовика XV, с эмалевой табакеркой работы Петито в руках, — и умерла, оставленная мужем: вкрадчивый господин Куртен предпочел удалиться в Париж с ее деньгами.
Отцу не нравились его столичные привычки, его фраки, жабо, книги, его флейта, его опрятность, в которой недаром чуялась ему гадливость; он
то и дело жаловался и ворчал на сына.
Бывший наставник Ивана Петровича, отставной аббат и энциклопедист, удовольствовался
тем, что влил целиком в своего воспитанника всю премудрость XVIII века, и он так и ходил наполненный ею; она пребывала в нем, не смешавшись с его кровью, не проникнув в его душу, не сказавшись крепким убеждением…
Да и возможно ли было требовать убеждений от молодого малого пятьдесят лет
тому назад, когда мы еще и теперь не доросли до них.
Сверх
того, Глафира завидовала брату; он так был образован, так хорошо говорил по-французски, с парижским выговором, а она едва умела сказать «бонжур» да «коман ву порте ву?».
Иван Петрович не знал, куда деться от тоски и скуки; невступно год провел он в деревне, да и
тот показался ему за десять лет.
И тут же спокойным, ровным голосом, хотя с внутренней дрожью во всех членах, Иван Петрович объявил отцу, что он напрасно укоряет его в безнравственности; что хотя он не намерен оправдывать свою вину, но готов ее исправить, и
тем охотнее, что чувствует себя выше всяких предрассудков, а именно — готов жениться на Маланье.
Произнеся эти слова, Иван Петрович, бесспорно, достиг своей цели: он до
того изумил Петра Андреича, что тот глаза вытаращил и онемел на мгновенье; но тотчас же опомнился и как был в тулупчике на беличьем меху и в башмаках на босу ногу, так и бросился с кулаками на Ивана Петровича, который, как нарочно, в тот день причесался а la Titus и надел новый английский синий фрак, сапоги с кисточками и щегольские лосиные панталоны в обтяжку.
Пристыженный, взбешенный, он поклялся отомстить отцу и в
ту же ночь, подкараулив крестьянскую телегу, на которой везли Маланью, отбил ее силой, поскакал с нею в ближайший город и обвенчался с ней.
То дело было сделано; надобно было приняться за другие дела.
Впрочем, Иван Петрович недолго предавался сладостному волнению родительских чувств: он ухаживал за одной из знаменитых тогдашних Фрин или Лаис (классические названия еще процветали в
то время...
«Молчи! не смей! — твердил Петр Андреич всякий раз жене, как только
та пыталась склонить его на милость, — ему, щенку, должно вечно за меня бога молить, что я клятвы на него не положил; покойный батюшка из собственных рук убил бы его, негодного, и хорошо бы сделал».
Что же касается до жены Ивана Петровича,
то Петр Андреич сначала и слышать о ней не хотел и даже в ответ на письмо Пестова, в котором тот упоминал о его невестке, велел ему сказать, что он никакой якобы своей невестки не ведает, а что законами воспрещается держать беглых девок, о чем он считает долгом его предупредить; но потом, узнав о рождении внука, смягчился, приказал под рукой осведомиться о здоровье родительницы и послал ей, тоже будто не от себя, немного денег.
Анна Павловна с усилием поймала руку мужа и прижалась к ней губами. В
тот же вечер ее не стало.
Дня не проходило, чтоб Глафира не напомнила ей прежнего ее положения, не похвалила бы ее за
то, что она не забывается.
Цитаты из русской классики со словом «тема»
Маритен — мистик, и разговор с ним на духовные
темы очень интересен.
— Нам француз на эту
тему к послезавтраму сочинение задал, — объяснила Верочка.
— Анекдот есть и именно на нашу
тему, то есть это не анекдот, а так, легенда.
Марья Павловна отвлеклась от вопроса, разговорившись на свою любимую
тему.
«Возможен скандал», — сообразил Самгин и тоже ушел, вдруг почувствовав раздражение против лектора, находя, что его фразы пошловаты и компрометируют очень серьезные, очень веские мысли. Он, Самгин, мог бы сказать на
темы, затронутые доцентом Пыльниковым, нечто более острое и значительное. Особенно раздражали: выпад против критицизма и неуместная, глуповатая цитата из зеленой книжки.
Ассоциации к слову «тема»
Предложения со словом «тема»
- В то же время следует понимать, что семьдесят лет – срок мгновенный даже по историческому времени, а по биологическому времени тем более.
- Классу грозила по тем временам большая неприятность, вплоть до вызова родителей.
- Однако будьте готовы к тому, что уважение, вам оказываемое, станет тем больше, чем богаче будет выглядеть ваш костюм, чем солиднее будет казаться ваша фирма, чем серьёзнее будет ваша репутация в деловых кругах.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «тема»
Значение слова «тема»
ТЕ́МА, -ы, ж. 1. Предмет повествования, изображения, исследования. Сочинение на заданную тему. Тема доклада. Опера на современную тему. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ТЕМА
Афоризмы русских писателей со словом «тема»
- Чем дальше уходит дорога жизни, тем с большим удивлением двое, идущие рядом, вспоминают начало пути. Огни прошлого исчезают иногда где-то за поворотом… Чтобы события на расстоянии казались все теми же, теми же должны оставаться и чувства.
- И на что мне прошлое теперь?
Что там? — окровавленные плиты
Или замурованная дверь,
Или эхо, что еще не может
Замолчать, хотя я так прошу…
С этим эхом приключилось то же,
Что и с тем, что в сердце я ношу.
- Кто чего боится,
То с тем и случится…
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно