1800 лет назад на вопрос этот Христос ответил, что конец нынешнего века, т. е. языческого устройства мира, наступит тогда, когда (Мф. XXIV, 3—28) увеличатся до последней степени бедствия людей и вместе с тем
благая весть царства божия, т. е. возможность нового, ненасильнического устройства жизни, будет проповедана по всей земле.
Благодаренье Господу! Да будет // В сей светлый день нам знамением добрым //
Благая весть! Встань, воевода Тарский, // И цепь сию, в знак милости великой, // От нас прими!
…Близ углубления, где был Феодор, стояла молодая женщина, прелестная собой, как те девы Востока, о которых пел Низами; сначала молилась и она; но вскоре молитва исчезла с уст ее; беспрерывно смотрела она на юношу; освещенный последним остатком света, окруженный мраком, Феодор казался ей чем-то принадлежащим нездешнему миру; она думала видеть архангела, принесшего
благую весть деве иудейской… Огненная кровь египтянки пылала.
Неточные совпадения
Погодя немного минут, баба в коровник пошла и видит в щель: он рядом в сарае к балке кушак привязал, петлю сделал; стал на обрубок и хочет себе петлю на шею надеть; баба вскрикнула
благим матом, сбежались: «Так вот ты каков!» — «А
ведите меня, говорит, в такую-то часть, во всем повинюсь».
Она была всегда в оппозиции с местными властями: постой ли к ней назначат или
велят дороги чинить, взыскивают ли подати: она считала всякое подобное распоряжение начальства насилием, бранилась, ссорилась, отказывалась платить и об общем
благе слышать не хотела.
Ведь последовательно проведенная точка зрения
блага людей
ведет к отрицанию смысла истории и исторических ценностей, так как ценности исторические предполагают жертву людским
благам и людскими поколениями во имя того, что выше
блага и счастья людей и их эмпирической жизни.
И
велел свистовым, чтобы Левше еще крепче локти назад закрутить, а сам поднимается по ступеням, запыхался и читает молитву «
Благого Царя
Благая Мати, пречистая и чистая», и дальше, как надобно. А царедворцы, которые на ступенях стоят, все от него отворачиваются, думают: попался Платов и сейчас его из дворца вон погонят, — потому они его терпеть не могли за храбрость.
Снова сидел Иван Дмитриевич. Спрашивал, открылась ли ты мне в твоем намерении выйти замуж и не знаю ли я, кто этот избранный. Я рад был, что это было в сумерки, потому что не умею лгать. Сказал, что пришлось в голову, и отделался кой-как от дальнейших расспросов. Уверил только, что, верно, если бог
велит, то твое соединение будет во
благо.