Глашка! бульонцу, бульонцу,
старая дур…» — пролепетал его коснеющий язык и, не договорив последнего слова, умолк навеки.
— Поди сюда, Лиза, и поцелуй меня,
старую дуру, если только хочешь, — проговорила она неожиданно.
— Я-то думаю: кто пришел? А это сам барин, золотой ты мой, красавчик ненаглядный! — говорила старуха. — Куда зашел, не побрезговал. Ах ты, брильянтовый! Сюда садись, ваше сиятельство, вот сюда на коник, — говорила она, вытирая коник занавеской. — А я думаю, какой чорт лезет, ан это сам ваше сиятельство, барин хороший, благодетель, кормилец наш. Прости ты меня,
старую дуру, — слепа стала.
— Ты ей,
старой дуре, не верь! — строго учил он. — Она смолоду глупа, она безграмотна и безумна. Я вот прикажу ей, чтобы не смела она говорить с тобой про эти великие дела! Отвечай мне: сколько есть чинов ангельских?
— Не глупа, а просто дура, набитая,
старая дура, — повторила еще злее Лиза и, дунув на свечку, завернулась с головою в одеяло.
Неточные совпадения
Варвара. Есть чего бояться!
Дура старая…
Тит Никонович был
старый, отживший барин, ни на что не нужный, Леонтий — школьный педант, жена его — развратная
дура, вся дворня в Малиновке — жадная стая диких, не осмысленная никакой человеческой чертой.
— Это она второй раз запивает, — когда Михайле выпало в солдаты идти — она тоже запила. И уговорила меня,
дура старая, купить ему рекрутскую квитанцию. Может, он в солдатах-то другим стал бы… Эх вы-и… А я скоро помру. Значит — останешься ты один, сам про себя — весь тут, своей жизни добытчик — понял? Ну, вот. Учись быть самому себе работником, а другим — не поддавайся! Живи тихонько, спокойненько, а — упрямо! Слушай всех, а делай как тебе лучше…
— А, окаянные, раздуй вас горой! Ах ты,
дура старая, Акулина…
— Ключик добудь, Марьюшка… — шептал Петр Васильич. — Вызнай, высмотри, куды он его прячет… С собой носит? Ну, это еще лучше… Хитер
старый пес. А денег у него неочерпаемо… Мне в городу сказывали, Марьюшка. Полтора пуда уж сдал он золота-то, а ведь это тридцать тысяч голеньких денежек. Некуда ему их девать. Выждать, когда у него большая получка будет, и накрыть… Да ты-то чего боишься,
дура?