Знайте же: вы
вступили в храм, в храм, посвященный высшему приличию, любвеобильной добродетели, словом: неземному. Какая-то тайная, действительная тайная тишина вас объемлет. Бархатные портьерки у дверей, бархатные занавески у окон, пухлый, рыхлый ковер на полу, все как бы предназначено и приспособлено к укрощению, к смягчению всяких грубых звуков и сильных ощущений.
Сановник приложился ко кресту, отер батистовым платком попавшие ему на надменное чело капли и вступил первыйв церковь. Все это происходило на самом виду у Александра Афанасьевича и чрезвычайно ему не понравилось, — все было «надменно». Неблагоприятное впечатление еще более усилилось тем, что,
вступив в храм, губернатор не положил на себя креста и никому не поклонился — ни алтарю, ни народу, и шел как шест, не сгибая головы, к амвону.
Неточные совпадения
Если же
вступишь со мной
в супружество, то великое обещание даю: выстрою новый
храм токмо на вечный помин души его».
Кто опишет горестные чувства Милославского, когда он
вступил во внутренность
храма, где
в первый раз прелестная и невинная Анастасия, как ангел небесный, представилась его обвороженному взору? Ах, все прошедшее оживилось
в его воображении: он видел ее пред собою, он слышал ее голос… Несчастный юноша не устоял против сего жестокого испытания: он забыл всю покорность воле всевышнего, неизъяснимая тоска, безумное отчаяние овладели его душою.
— Ну-с, попав
в кружок Покорского, я, доложу вам, Александра Павловна, я совсем переродился: смирился, расспрашивал, учился, радовался, благоговел — одним словом, точно
в храм какой
вступил.
И затем, дорогая, вы
вступили на стезю порока, забыв всякую стыдливость; другая
в вашем положении укрылась бы от людей, сидела бы дома запершись, и люди видели бы ее только
в храме божием, бледную, одетую во все черное, плачущую, и каждый бы
в искреннем сокрушении сказал: «Боже, это согрешивший ангел опять возвращается к тебе…» Но вы, милая, забыли всякую скромность, жили открыто, экстравагантно, точно гордились грехом, вы резвились, хохотали, и я, глядя на вас, дрожала от ужаса и боялась, чтобы гром небесный не поразил нашего дома
в то время, когда вы сидите у нас.
Отверзаются врата Фемидина
храма,
вступают в него Минервины други; корыстолюбивый и незнающий судья трепещет, а достойный готовится к новому торжеству своих подвигов» («Театр судоведения», ч. IV, стр. 3–4).