Но, поравнявшись с Литвиновым,
лицо генерала мгновенно изменилось: опять появилось на нем обычное игривое изящество, и рука в светло-лиловой перчатке высоко приподняла вылощенную шляпу.
Неточные совпадения
Один из молодых
генералов, едва ли не самый изящный изо всех, привстал со стула и чрезвычайно вежливо раскланялся с Литвиновым, между тем как остальные его товарищи чуть-чуть насупились или не столько насупились, сколько углубились на миг каждый в самого себя, как бы заранее протестуя против всякого сближения с посторонним штатским, а другие дамы, участвовавшие в пикнике, сочли за нужное и прищуриться немного, и усмехнуться, и даже изобразить недоумение на
лицах.
–"Dеux gendarmes un beau dimanche", — запел, разумеется, фальшиво, — не фальшиво поющий русский дворянин доселе нам не попадался, — подслеповатый и желтоватый
генерал с выражением постоянного раздражения на
лице, точно он сам себе не мог простить свою наружность. Среди всех своих товарищей он один не походил на розу.
— Мadame a raison, — вмешался другой
генерал, с чрезвычайно приятным и как бы девическим
лицом. — Зачем нам избегать этих вопросов… даже в Бадене? — Он при этих словах учтиво взглянул на Литвинова и снисходительно улыбнулся. Порядочный человек нигде и ни в каком случае не должен отступаться от своих убеждений. Не правда ли?
Ратмиров поднес батистовый платок к носу и грациозно умолк; снисходительный
генерал повторил:"Шалун! Шалун!"А"Вогis"обратился к даме, кривлявшейся в пустом пространстве, и, не понижая голоса, не изменяя даже выражения
лица, начал расспрашивать ее о том, когда же она"увенчает его пламя", так как он влюблен в нее изумительно и страдает необыкновенно.
Литвинов встал со стула и обменялся поклоном с благовидным
генералом. А Ирина отняла, не спеша, руку от
лица и, холодно посмотрев на своего супруга, промолвила по-французски...
— Аttrape! — промолвил Ратмиров с притворным смирением. — Шутки в сторону, у него очень интересное
лицо. Такое… сосредоточенное выражение… и вообще осанка… Да. —
Генерал поправил галстух и посмотрел, закинув голову, на собственные усы. — Он, я полагаю, республиканец, вроде другого вашего приятеля, господина Потугина; вот тоже умник из числа безмолвных.
— Восемьдесят лет, ваше превосходительство. Но это келейное, я бы… чтобы… — Чичиков посмотрел значительно в
лицо генерала и в то же время искоса на камердинера.
Напротив того, пред
лицо генерала предстал малый солидный, облеченный в синюю поддевку тонкого сукна, плотно обтягивавшую довольно объемистое брюшко, который говорил сдержанно резонным тоном и притом умел сообщить своей почтительности такой характер, как будто источником ее служило не грубое раболепство, а лишь сознание заслуг и высокости звания того лица, которому он, Антон, имел честь «докладывать».
Генерал указал на кушетку и несколько венских стульев, но мужички отказались наотрез, «свои ноги есть, постоим, ваше высокопревосходительство…» Ходокам нравилось солдатское
лицо генерала, потому строгий генерал, справедливый, выходит. Громкий голос и уверенные манеры тоже говорили в его пользу.
В таком градусе было что-то в голосе и в
лице генерала, что заставляло самых смелых преследователей поскорее удаляться, чтобы не видеть этого лица, не слышать голоса человека, на короткое время приходившего к сознанию своего ужасного положения…
«Обо мне!» — с ужасом подумал Ромашов, и ему показалось, что все стоящие здесь одновременно обернулись на него. Но никто не пошевелился. Все стояли молчаливые, понурые и неподвижные, не сводя глаз с
лица генерала.
Неточные совпадения
Стараясь не шуметь, они вошли и в темную читальную, где под лампами с абажурами сидел один молодой человек с сердитым
лицом, перехватывавший один журнал за другим, и плешивый
генерал, углубленный в чтение.
В самом деле, назначение нового генерал-губернатора, и эти полученные бумаги такого сурьезного содержания, и эти бог знает какие слухи — все это оставило заметные следы в их
лицах, и фраки на многих сделались заметно просторней.
Тентетникову показалось, что с самого дня приезда их
генерал стал к нему как-то холоднее, почти не замечал его и обращался как с
лицом бессловесным или с чиновником, употребляемым для переписки, самым мелким.
В простенке, над небольшим комодом, висели довольно плохие фотографические портреты Николая Петровича в разных положениях, сделанные заезжим художником; тут же висела фотография самой Фенечки, совершенно не удавшаяся: какое-то безглазое
лицо напряженно улыбалось в темной рамочке, — больше ничего нельзя было разобрать; а над Фенечкой — Ермолов, [Ермолов Алексей Петрович (1772–1861) —
генерал, соратник А. В. Суворова и М. И. Кутузова, герой Отечественной войны 1812 года.
В 1835 году Николай Петрович вышел из университета кандидатом, [Кандидат —
лицо, сдавшее специальный «кандидатский экзамен» и защитившее специальную письменную работу по окончании университета, первая ученая степень, установленная в 1804 г.] и в том же году
генерал Кирсанов, уволенный в отставку за неудачный смотр, приехал в Петербург с женою на житье.